Когда прошлое молчит
Шрифт:
— Бомба!
Я закричал со всей мочи, выбегая в коридор. Сильная боль пронзила колено, случайно столкнувшееся с тумбочкой, стоявшей в коридоре и преграждающей проход. Раздался звон разбитого глиняного горшка с цветом и дверь напротив распахнулась.
— Вандалы, как вы можете…
— Выбегайте, есть угроза!
Я дернул старушку за руку и подтолкнул ее в сторону выхода. Леша и Анатолий орали с улицы о необходимости покинуть помещение, а я в замешательстве замер на лестничной площадке. В последний раз бросив взгляд в покинутую квартиру, я с трудом поспешил за соседкой Саши. Адреналин так и бурлил
У меня пересохло во рту, когда я услышал детский крик откуда-то сверху. Пронзительный визг и плач смешался в одно, и я замер, не дойдя пару шагов до выхода из здания. Мысли лихорадочно крутились, а Алексей что-то кричал, маша руками и смотря на меня, пока Анатолий успокаивал истерившую соседку.
— Наверху кто-то есть! — Крикнул я Алексею.
— Я слышу, спасатели уже в пути и кто сказал, что там бомба!
— Нужно помочь, поднимай на уши всех, я за ребенком.
Я глубоко вздохнул, наполняя легкие воздухом. Детские крики доносились приглушенно, постепенно переходя в бессвязные стоны. Сердце бешено билось, а перед глазами всплыла картинка, так давно забытая и спрятанная в глубинах сознания.
Маленький клуб, дым стоит стеной, крики и громкая музыка смешались в одну какофонию звуков, бьющей набатом по вискам. Мерзкий смех, звуки ударов и плач. Маленький мальчик сжимает в руках бархатную подушку и пытается найти выход среди тумана. Дым жжет глаза, заставляя слезы непроизвольно катится по щекам. Он идет, перебежками прячется за опрокинутые стулья и спотыкается о чье-то тело. Падая вниз, руки скользят по теплой жидкости, а в нос ударяет запах крови.
— Витя, Витя!
Голос отца зовет, но мальчик не понимает, откуда идет звук, слепо пытаясь найти путь к папе. Шаг, еще шаг. Маленькие ножки отказываются слушаться, сил не остается и он падает. Падает и все, что он видит перед собой это искривленное криком лицо девушки, сквозь грудную клетку которой прорывается металлический шест и застывает в паре сантиметров от лица мальчика.
— Витенька! Сынок! — Руки отца приподнимают обессиленного мальчика и прижимают к груди. — Не бойся, все закончилось…
Ребенок плачет, вытирая окровавленные руки о некогда безупречный пиджак отца. Он бежит к выходу, сжимая ребенка так, что тот не может дышать. На улице толпятся люди, кричащие и зовущие на помощь, но мальчик лишь слышит шепот отца, лихорадочно повторяющего одно и тоже:
— Это все они, это все они…
Я мотаю головой, рассеивая картинку детского кошмара. Крик усиливается, и я окончательно откидываю страхи, сковывающие мое тело. Ноги сами несут меня вверх, прыгая через ступеньки. Я кричу сквозь ткань, зовя ребенка, осматривая затуманенную лестничную клетку. Легкие начинают гореть огнем, а глаза слезятся. Сердце сжимается, а крики становятся все ближе.
Маленький мальчик сжался комочком в углу третьего этажа, сжимая в руках потрепанную куртку. Я моментально хватаю его на руки и стремительно бегу вниз. Сжимая плачущего ребенка, рвусь сквозь дымовую завесу и понимаю, что тело снова отказывается слушаться. Как когда-то давно, когда в клубе отца девушки подняли бунт, как он сказал.
Приближаясь к выходу, я услышал вой сирен и облегченно вздохнул, когда сильные руки перехватили ребенка. Уперевшись
Взрыв. Оглушительный, режущий звук, словно миллионы осколков стекла разлетелись вдребезги. Спину пронзила волна, словно огромная невидимая рука ударила по позвоночнику, выбивая весь воздух из лёгких. Я отлетел вперед, врезаясь в что-то твёрдое, мокрое, и потерял связь с реальностью. Что-то твердое с силой ударило меня по голове, пронзая резкой болью. Мир закружился и почернел.
В голове промелькнула мысль, перед тем, как темнота поглотила мое сознание: «Вот так и наступает смерть»…
Глава 15. Вера. Силуэты
— Ну что, Вера, как прошла ваша неделя? — Дмитрий Григорьевич лениво крутил ручкой и посматривал на меня из-под густых бровей. — На слышал, что на вашей работе происходили стрессовые ситуации, как это повлияло на вас?
Я откинулась на спинку кресла и скептически посмотрела на него. Стрессовые ситуации. Так лаконично и безобидно эту бешеную неделю мог назвать только он. Дмитрий Григорьевич явно умел обходить острые углы и называть вещи пространственными именами.
— Было пару провалов, но в этот раз без происшествий, я бы даже сказала, что в сознании всплывали интересные картинки.
— Это хорошо, но я бы на вашем месте такому не радовался, — доктор размял плечи. — Обычно после стресса появляются некоторые проблески, но потом может быть резкое ухудшение, имейте ввиду. Таблетки принимаете, не пропускает?
— Стараюсь, только случайно потеряла одну пачку, забыла и случайно выкинула, боюсь, что на этот месяц не хватит нужного количества таблеток, — я невинно улыбнулась. — Не могли бы вы выписать еще один рецепт, чтобы не прерывать курс?
Ладошки немного вспотели, но я старалась не показывать волнения. Дмитрий Григорьевич умел ловить на лжи даже самых отчаянных врунишек. В такие моменты я чувствовала себя нашкодившей школьницей, прячущей дневник от родителей, чтобы избежать осуждающего взгляда. Знать бы ещё, как бы мои родители отреагировали на маленькую ложь, скрывающейся под милым личиком. Почему-то воспоминания о родителях скрывались за туманом, то приближаясь, то ускользая от моего внимания. Сколько раз я пыталась вспомнить хоть что-то из детства, но просыпались лишь ощущения. Ощущения тепла и заботы, радости, счастья… А потом все обрывалось, рассыпаясь в ускользающие образы.
Я мотнула головой, уставившись на личного мозгоправа. Люди платят огромные деньги, чтобы вылечить проблемы, выдуманные и навязанные обществом, выпендриваясь перед подругами, а я хожу сюда из-за необходимости, хотя многое бы отдала за возможность прекратить эти визиты.
Доктор Деревянко лишь поднял бровь и серьезно уточнил:
— Остальные таблетки с вами, только для памяти пропали?
— Да, с другими ничего не случилось…
— Уверена?
— Да.
— Хорошо, я выпишу, но не пропускай прием и не в коем случае не принимай больше, что должна, — доктор насмешливо приподнял бровь. — Мы же не хотим, чтобы ты вспомнила больше, чем надо, правда?