Когда расцветает жемчуг
Шрифт:
– Закрой глаза, - тихо произнёс ворон, - не хочу, чтобы видела.
Садовница послушно сомкнула веки.
Слуха коснулось шипение, будто на уголь плеснули воду. Запах жжёной плоти заставил дерью задержать дыхание.
– Всё.
Там, где лежали нападавшие, ветер сдувал светло-серую пыль. Что ж, крайний, но действенный способ скрыть покушение.
– У тебя не будет проблем?
– Что Эрдан предъявит без тел? Прах исчезнет через несколько минут. Дознавателям я внушу, что нужно, а техника бесполезна. Сельвиолитовые пластины не распознают магию смерти. Моя стихия не изучена
– Не было бы счастья да несчастье помогло, - задумчиво произнесла Глебова, крылом дотронувшись до виска, - а кайхалы? Хозяин Зеркальной башни среди гостей. Я столкнулась с ним, когда бежала к тебе.
– Тен Хемсворт ощутит всплеск энергии. Догадается, само собой, но не докажет. И, насколько я вижу, он предпочитает оставаться в стороне.
Огонь погас. Перья растаяли в серебряном дыму, облаком закружившемся в небе цвета чернил. Саша осторожно сжала пальцы, коснулась губ и улыбнулась - она стала собой. Затмение возвело на пик сил и будто вселило в садовницу частицу чужой души. Иная сущность пробудила странные мысли и словно хотела подчинить, но опоздала: луны разошлись. Минует год, прежде чем они соприкоснутся вновь.
– Пойдём, - младший Стасгард, в привычном облике, повёл Сашу к ступеням, - тебя не должны подозревать.
На лестнице всё повторилось. Стеллан попросил закрыть глаза, тела наёмников исчезли в горстях пепла.
Опекун первым вышел из башни, огляделся и кивнул Глебовой, та тенью скользнула к шпалере. Видимо, каорри оставались в спальнях, и в парке царила тишина. Желанная, наполняющая уверенностью, что никто не узнает секрет садовницы и близнеца Его величества.
Они обходили главную аллею по косым тропам, укатанным гравием. Без непривычных «ступенек».
– Асан ждёт донесения?
– тихо спросила Саша.
– До утра он будет спокоен.
– Неприятный че... каорри.
Отмеченный Морой посмотрел в сторону врат, убедившись, что стражи обсуждали Затмение и не оборачивались.
– Тен Илметтин был вторым лицом в Карвахене ещё при моём отце. За его плечами безупречная служба короне: подавленные мятежи в Архаре, дипломатические поездки к соседям, преданное исполнение приказов монарха. Отчасти брат вынужден опираться на Селима, ведь разжаловать его - всё равно что подпилить ножку трона, на котором восседаешь. Влияние его семьи столь же сильное, как у Стасгардов.
– Власть ослепляет.
– Верно, - прошептал мужчина, - помнишь сожжённое молнией древо?
– Да...
– Глебова охнула, - это он?
– Причастен. Как, я узнаю в книжных библиотеках первой столицы, когда прочитаю хроники. Доступ к информации в сельвиолитовых Афелета закрыт.
– Не надо! В Архаре слишком опасно!
– Беспокоишься, - Стеллан улыбнулся, а Саша сжала губы.
– Очень.
Последняя Васперити помнила, как её подстерегли в саду стихий и Прочитали! Вломились в голову подобно огненной лавине и едва не лишили рассудка! В городе-пирамиде так же страшно, как во дворце! Здесь стражи прикрывались добродетелью и кидали нож в спину, там открыто набрасывали петлю и душили.
– Просмотр кубов и пластин запоминается, затем специальная служба
– Думаешь, там сохранилась информация?
– Уверен. И, - помедлил близнец Его величества, - в старых книгах я отыщу безопасное место. Такое, где у короны нет власти.
Дерья вспомнила слова Её величества об ордене, но, заворожённая взглядом, не произнесла ни слова. Опекун стоял в шаге от садовницы. Радужка переливалась опалами и притягивала сильнее магнита.
– Ты единственный каорри, кому я не боюсь смотреть в глаза.
Стеллан накрыл её губы поцелуем.
– Иди отдыхать. И до утра не выходи. Для всех ты после праздника спала во флигеле и не догадываешься, почему в парке рыскают бойцы.
– Поняла. А ты?
– Разочарую асана.
– Будь осторожен.
Младший Стасгард подмигнул.
В комнате садовница зажгла свет, сняла туфли, платье. Расплетая косы, она танцевала перед зеркалом и словно купалась в бездонном море счастья. Тёплые волны окатывали с головой и растворяли барьеры одиночества, размывали песчинки страха, и облаками жемчужной пены рисовали дорогу в будущее.
Справятся, чтобы ни случилось. Вместе.
***
Стеллан дождался, когда в окне погаснет свет. Резкий росчерк кинжала, и окровавленным пальцем близнец Его величества нарисовал на двери вязь. Алые капли темнели и разрезали дерево подобно инструментам столяра; из трещин сочился дым и облаком окутывал флигель. Когда сизые вихри мерно закружились вокруг стен, младший Стасгард дотронулся до порога, и пелена впиталась в дом. Печать защитит от вторжения. Прикосновение (любого, кроме Глебовой и создателя) к двери или окну, и чужак лишится руки. Если этого будет мало, то чёрное пламя сожжёт врага.
В угоду Море. В Карвахене царствовало затмение, барьер между подлунным и надлунным мирами истончался, и комиссар по особым вопросам ведал её мысли. Как ликовала стихия! Как торжествовала! Отмеченный принял дар! Перестал плыть по течению реки смирения и отрицать вторую сущность, встрепенулся и разбил преграды! Принял бой и явил могущество опала! Потешил воронокрылую покровительницу, напомнив дерзким каорри о позабытой силе. Векам унижения и презрения наступил конец.
На крыше Стеллан обнимал Сашу и чувствовал, как позади шуршат крылья, а в голове звучит леденящий душу смех:
«Свершилось! Я ждала этого много лет, - пером она скользнула по затылку, оставив морозный след, - верила, что однажды протянешь руку! Пробудишь чёрный огонь! Я позабуду гнев и помогу, когда понадобится...»
Тогда младший Стасгард крепче прижал дерью, чтобы та не заметила стоявшую позади него смерть. Любимая бы ужаснулась, а Мора... кто знал, что бы сотворила стихия. Поблагодарила? Вспомнила бегство и попыталась забрать? Но, луны разошлись, и могущественная гостья вернулась в надлунный мир. Счастливая и уверенная, что забытьё опала скоро сменится триумфом.