Когда расцветут гладиолусы
Шрифт:
– Нужно жить, не цепляясь за прошлое, отпустив его без сожаления. Отпустив то, что придумано не тобой и не находит отклика в твоем сердце. Не стоит думать над правильным и неправильным, потому что таких понятий во Вселенной просто не существует. Каждый человек уникален.
Наступил февраль – месяц Фебрууса, и черные вороны начали строить гнезда. В последнее воскресенье перед Великим постом Глеб позвонил и попросил прощения. Милена услышала, что он просит не у нее, а у тех, кого уже нет на Земле, выбрав
Она как раз жарила блины на рисовой муке, и Глеб услышал, как разливается тесто по раскаленной сковороде.
– Масленица?
– Масленица…
Март оказался никудышным и ничем не отличался от зимы. Он поздравил ее с Национальным днем цветных женщин, и Милена долго смеялась:
– Я не цветная.
– Ты даже не представляешь насколько ты цветная. Ты просто разноцветная!
В ее саду осторожно голубела сцилла. Холодное море уже позволяло принимать солнечные ванны. Расцвел персик и миндаль, и она прислала ему засушенную миндальную ветку.
У Глеба было много командировок, но всякий раз перед взлетом, находясь в аэропортах, он звонил:
– Привет, гейша. Мысленно склоняюсь над твоей тонкой кистью.
Милена слышала в трубке объявления о взлетах и посадках, о том, что закончилась регистрация на борт, следующий в Мюнхен, и смотрела, как сходит влага с виноградных полей. Ряды были ровными, словно прочесанными гребнем для волос.
– Чем ты занимаешься, красавица?
– Делаю цветочный настой. Так, ничего лишнего – щепотка яблоневых цветов, щепотка сушеных лепестков розы, немного жасмина и тимьяна. Потом все запарю и выпью перед сном.
Глеб сперва не понимал. Иногда раздражался. О каких цветах она говорит? Вот чай… Черный, зеленый. Иногда с молоком. Иногда вприкуску с кубиком сахара… А потом привык. И ждал от нее новых рецептов и новых рассказов. Она была для него, как Шахерезада – женщина, знающая сотни историй и сказок. Живущая по Луне. Рожденная в семнадцатый лунный день.
И он искал новые поводы для звонка.
– Мила, какой сегодня лунный день? Я могу запустить новый проект?
Иногда она разрешала, иногда просила подождать день или два. Говорила, когда нужно стричься, а когда идти с партнерами в баню. Часто в день Облака просто молчала и воздерживалась от советов.
– Спроси у своего сердца.
В День Раковины не брала трубку.
Он подолгу с ней разговаривал перед сном, разглядывая суетливые окна. Рассказывал о своем вечере и делился планами на ближайшее утро. Он засыпал с трубкой в руке и зачастую с ней же и просыпался. Но в гости не звал и сам не ехал.
А она ждала. Терпеливо. Молча. Без упреков. Наблюдая, как цветут белым виноградники, и чуть дальше поднимают головы маки. Как в кувшине киснет молоко,
Так прошла зима, весна, и наступило лето. В Киеве было жарко. В Крыму давали тень сосны, растущие на скалах. В Киеве закипал асфальт. В Крыму было холодным дно моря. Глеб приехал на выходные и остановился в отеле. После обеда они встретились на набережной и долго стояли молча.
– Тебе не больно ходить?
Милена посмотрела на свои голые ступни, рассмеялась и с разгона прыгнула в воду. На ней был классический цельный купальник с ассиметричным вырезом. Белый спандекс с золотом подчеркивал тонкую талию.
– Как тебе удалось сохранить такую форму?
– Я проплываю до десяти километров в день.
– И это все?
– Нет, еще я не готовлю…
Она совсем не умела готовить. Так, легкие блюда, типа овощных и фруктовых салатов, а еще фреши из тыквы и сельдерея. Только долму – голубцы на виноградных листьях – она готовила очень вкусно и с удовольствием. И это был целый ритуал. Нужно было встать до восхода, чтобы солнце застало в пути. На рынке успеть купить самую свежую баранину, с которой еще скапывает теплая кровь. Нариман, маленький крымский татарчонок без двух передних зубов, всегда оставлял для нее лучший кусок мяса.
– Красавица, роскошная женщина, будешь готовить плов?
Милена отшучивалась, накручивала на палец локоны и шевелила пальцами в легких сандалиях.
– Бери этот кусок. Не пожалеешь. Он еще теплый. Барашек даже не успел испугаться.
Для начинки она брала короткозерновой рис арборио, несколько луковиц, баранину и зелень: базилик, мяту, укроп и кинзу. А еще немного измельченной зиры с легким ореховым вкусом. Для соуса – только натуральный йогурт и несколько зубчиков чеснока.
Вскоре Глеб прилетел еще раз… Потом еще… Милена не задавала вопросов и никак его не ускоряла. Встречала в аэропорту с прохладной бузой – традиционным татарским напитком. Он пил рисовую шипучую жидкость, а она говорила неизменную фразу:
– Добро пожаловать в Крым!
Они гуляли по набережной и смотрели на мускатный закат. Выгоревшее за лето море понемногу теряло свою бирюзу. Бродили по гальке, перебранной сто раз, и отдыхали на прохладных скамейках. Глеб обожал бархатный сезон.
– А знаешь почему он называется бархатным?
Глеб ответил общепринятыми фразами:
– Наверное, потому, что созрели инжирные персики с дынями, нет такой изнуряющей жары, и море достаточно хорошо прогрелось.
– А вот и нет! – Милена засмеялась, и у нее затряслись плечи. – Еще перед Первой мировой войной в период позднего лета сюда съезжалась интеллигенция в составе художников и поэтов. То есть люди свободных профессий, предпочитающие для вечера бархатную одежду. И набережная заполнялась щеголями, одетыми в бархатные, слегка помятые жилеты и такие же укороченные брюки. Они пили легкое вино днем и портвейн вечером.