Когда сбывается несбывшееся… (сборник)
Шрифт:
Тусклый свет в купе, падая неровными бликами на юное улыбающееся личико с портрета, кажется, искажает его порою, привнося в портрет что-то трагическое, какую-то печать несчастья.
Цыганка быстро убирает со стола лишние предметы. Фото подпирает пустым стаканом, чтобы не упало. Затем берет колоду карт, долго тасует их и затем раскладывает перед фотопортретом девушки. Потом переворачивает карты кверху. Все карты одной масти — это «пики».
Женщина недоуменно смотрит вверх на спящую Катю, потом — вновь на карты. Затем снова тасует колоду и начинает тянуть
В это позднее время в купе гаснет свет.
Вполне вероятно, что Кате, может присниться короткий тревожный сон в то время, когда руки цыганки раскидывают карты, тем самым, как бы против ее желания, накладывая всю эту масть на последующие события ее жизни. В то же время, плохие карты могут падать и потому, что она уже видит во сне какие-то образы, лица из своего ближайшего будущего, к которому ее неумолимо приближает стук колес поезда. Наутро она забудет эти короткие видения. Но этот сон еще повторится. И вполне возможно, что с какими-то персонажами из него она встретится в реальной жизни…
Катя впервые ступила на московскую землю. Она ставит свой небольшой кожаный чемоданчик и пакет с гостинцами на асфальт и с интересом осматривается по сторонам. Осмотревшись, достает из дамской сумочки записную книжку.
Естественно, что неторопливая девушка попадает в поле зрения таксистов.
Первым к ней подскакивает светловолосый голубоглазый парень лет двадцати пяти, который виртуозно подкидывает ключи.
— Девушка, вам куда?
Почти одновременно с молодым таксистом подходит лысоватый пожилой мужчина.
— Молоденьким и хорошеньким — скидки, — добавляет он.
Рядом с Катей стоят вполне нормальные московские таксисты, занимающиеся частным извозом, но она воспринимает их настороженно.
— Да мне недалеко тут, я на троллейбусе, — отвечает она немного неуверенно.
Мужички смотрят разочарованно. Но парень все еще надеется на обаяние молодости.
— А, может, все-таки подвести?
— Такие девушки должны только на авто ездить, — комплиментарно добавляет пожилой таксист.
Катя, тем временем, подхватывает свои вещи и направляется в сторону троллейбусной остановки.
— А жаль… Хорошая ушла фигурка, — говорит молодой парень, глядя незнакомке вслед.
Катя выходит из троллейбуса, переходит на противоположную сторону. Останавливается, сверяется с записной книжкой и сворачивает в тихий переулок. Какое-то время не спеша идет по нему, пока не останавливается возле четырехэтажного дома постройки начала прошлого столетия.
Дом с двумя подъездами представлял такое зрелище: одна его половина, уже отреставрированная, выглядела шикарной, хоть и нежилой. Другая, в которой, очевидно, проживают жильцы, смотрится более, чем скромно. Можно даже сказать, серо и обшарпано.
Дверь с домофоном чуть приоткрыта, потому что домофон сломан.
Катя входит в подъезд и осматривается. Лифта здесь нет. И девушка начинает подниматься по широкой и красиво изогнутой лестнице.
На третьем этаже
Дверь распахнулась мгновенно. Катя даже не успела услышать шагов, как в дверном пролете нарисовался типичный московский татаромонгол, этакий брюнетистый мачо лет двадцати семи, в шортах из обрезанных джинсов и в мягких кожаных полусапожках, скорее, похожих на кожаные носки. Его обнаженную и волосатую грудь украшала большая двухцветная татуировка в виде зеленого дракона, дышащего красным пламенем. Языки пламени переходили также на верхнюю часть рук, а на конце каждого языка — еще резвились маленькие дракончики.
Открывший дверь, ухмыляясь, смотрит на девушку немигающими, какими-то странно блестящими черными глазами.
— Я знал, что ты прейдешь… Я ждал.
— А…это…12-я квартира? — невольно отпрянув от дверей, испуганно спросила девушка. — Клавдия… Ивановна здесь живет?
— Нет… Это — тринадцатая квартира… И ни какая Клавдия здесь не живет, — все так же ухмыляясь, ответил незнакомец.
При этих словах Катерина еще немного отступила назад, чтобы свериться с номером на открытой двери. На прикрепленной с незапамятных времен табличке явственно вырисовывалась цифра «12».
В это время за дверью послышались шаркающие шаги. И еще Катерина услышала старческий, какой-то неприятный, резко-скрипучий голос, который спросил: «Кто там, Тимур?»
И следом в двери возникла, как привиденье, сама его обладательница — остроносая, узкоглазая, маленькая, с растрепанными седыми волосами, очень старая женщина, говорившая по-русски с сильным акцентом. Изо всех своих немощных сил она попыталась протиснуться вперед, пытаясь сбросить руку парня, перекрывшую дверной проем.
— Пусти меня, пусти… Скажите, девушка, вы из…
— Да, девушка из фирмы по расселению жильцов, — перебивая, и все так же, дразня старуху, сказал мачо.
— Скажите им, я не поеду, — переходя уже на крик, сказала татарка. — Я не поеду в Бутово… Да пусти же ты меня, пусти, проклятый…
— Да кто тебя спрашивать будет. Правда, девушка? — продолжал издеваться над старой женщиной тот, кого она назвала Тимуром.
При этих словах жгучего брюнета, перепуганная Катя, молчаливо наблюдавшая за этой перепалкой, испугалось еще больше, от того, что поняла: в глазах старухи ее хотят выдать за какого-то другого человека, которого та почему-то боится.
— Проходите, девушка, проходите, — почти галантно сказал брюнет. — Давайте обсудим все варианты…
От всего увиденного и услышанного Катя уже собралась подхватить свои вещи и бежать вниз по лестнице.
И только тут заметила интеллигентного вида женщину лет шестидесяти пяти, поравнявшуюся с ней. Из-за крика старухи она не слышала, как та подошла и остановилась позади.
— Что тут опять происходит, Тимур? — осуждающе спросила женщина. — Крики внизу слышны…
Мачо, как бы нехотя, освобождает дверной проем и отходит вглубь коммунальной квартиры, оттаскивая от дверей старуху.