Когда сгорают мечты
Шрифт:
Сессилия постучала в деревянную дверь с удивительной резьбой и, не дождавшись ответа, вошла в затемненное помещение. Только светильник на столе освещал комнату. Пожилой мужчина с суровыми чертами лица медленно протянул каждую букву:
– Закрой дверь.
Сессилия машинально исполнила его просьбу и перевела дыхание, повторяя мысленно заученную речь.
– Вы не можете поступать так беспощадно с сыновьями, а тем более с Ангелосом. То, что он ослушался вас, не значит, что он не любит вас. Вы должны войти в его положение – запричитала Сессилия,
– Кто тебе рассказал обо всем? – не получив ответа, старик процедил: - Кто же, кроме Анжело.
– Не надо – вступилась за мужа Сессилия – Он очень переживает за вас, но ему очень тяжела разлука с братом.
– Милочка, вы не женаты и года, а ты осмеливаешься высказывать мне что –то? –Его злорадный смех поднял в ней волну тошноты, но Сессилия сдержалась, сжав кулаки.
Он оказался не только противным человеком, но и самовлюбленным.
– Я просто не хочу, чтобы страдал мой муж – честно призналась Сессилия.
– А я хочу, чтобы этот негодяй страдал – ударив кулаком об стул, прогремел старший Габрис.
– Как вы можете?..- ахнула Сессилия, прикрыв рот рукой – Он…же ваш сын.
Сессилия не ожидала, что столько желчи будет направлено в сторону ее мужа. Родной отец желал своему сына самого плохого, в то время как тот беспрекословно принес свою жизнь в жертву амбициям и желаниям отца.
– Он виноват в том, что умерла Марина – взорвался свекор, а потом, резко включив свет, посмотрел на нее с отвращением: - Посмотри на себя, да ты даже мизинца Марины не стоишь. Она была ангелом во плоти.
Слезы накипели на ее глазах. Ей незачем было напоминать о бывшей жене Анжело, так как она прекрасно знала свое место в сердце мужа. Он ничего к ней не чувствовал, ведь до сих пор не вычеркнул из памяти Марину. Она, словно призрак, встала между ними. Слова старика подействовали похуже, чем пощечина.
– Может, Марина осталась бы жива, если не ваши жестокие принципы – выпалила Сессилия, не ожидая дальнейшей реакции мужчины.
Лицо старика побагровело от гнева, а нижняя челюсть задрожала, он вскочил и угрожающе начал приближаться к ней. Сессилия отпрянула назад, но наткнулась на деревянный шкаф.
– Не смей произносить ее имя – зашипел старик – Ты лишь содержанка моего сына.
– Я его законная жена – гордо подняв голову, опровергла его слова Сессилия, и он поднял руку. Осознав, что он сейчас ее ударит, она прикрыла живот, словно защищая жизнь внутри себя, и зажмурилась. Однако удара не последовало. Открыв глаза, Сессилия увидела Анжело, держащего руку побледневшего отца в воздухе.
– Никто не смеет трогать мою жену – сдерживая гнев, четко выговорил он – Даже ты, папа.
Старший Габрис начал грязно ругаться на греческом, а Сессилия всем существом ощущала ярость мужа.
Отец уже не в первый раз осыпал его грязными словами... да и, наверное, не в последний. Причем такими... Анжело скорее бы умер, чем признался кому-нибудь, как называет его отец... даже Ангелосу.
Но сейчас
– Настолько я понимаю, папа, ты закончил? Теперь выслушай меня. Сессилия –не содержанка и не любовница, а жена и мать твоего будущей внучки. Я всегда мирился с тем, что ты имел надо мной власть, но сейчас ты перешел все границы. По какому праву ты распускаешь руки? Если бы ты не был моим отцом, то…
Анжело почувствовал, как в нем разом будто всколыхнулось что-то... словно глубоко внутри его вдруг вскрылся какой-то нарыв и наружу бурным потоком хлынули незнакомые ему самому чувства – боль, гнев, возмущение. Чувства, которые он не мог, а может, и не хотел держать в узде. В эту минуту он люто ненавидел отца. Ненавидел за то, что тот своим деспотизмом сломил стойкого и терпеливого Ангелоса, превратив его в изгоя. Ненавидел за тот пустой взгляд, которым отец обычно смотрел на мать. Анжело ненавидел его до такой степени, даже не вспоминал о том, что отец перевел все свои акции на него.
Он ненавидел отца... точно так же, как отец ненавидел его самого. Теперь он в этом больше не сомневался.
– Анжело… - прохрипел старик, бессильно сжимая и разжимая кулаки, но тот лишь покачал головой:
– Ты должен был принять Сессилию, но не сделал этого. Я закрыл глаза. Ты все время попрекал меня Мариной и заставлял чувствовать себя виноватым. Я пропускал это мимо себя. Ты выгнал моего старшего брата, и я снова смолчал, отец. Но я не буду тряпкой, когда речь касается моей жены.
– А как же Марина? – Отец Анжело, будто не слушал все слова сына.
– Нет ее! – не выдержав, закричал Анжело – Марина умерла двенадцать лет назад. И я виноват лишь в том, что не любил ее, отец. Только в этом моя вина.
Сессилия, до этого наблюдавшая за сценой ссоры между отцом и сыном, ошарашено посмотрела на Анжело.
Он не любил Марину.
Эти слова отдавались гулом в ее сердце, заставляя разум переварить всю информацию. Перед ним стояли долг и ответственность, но не любовь. Он винил себя, а не тосковал по умершей жене. Две разные вещи выстроились перед ней в ответ на ее бесконечные догадки.
Не любил – проносилось в ее голове, и Сессилия невольно спрятала улыбку. Эгоистично, тем не менее в ней торжествовала радость, оттого что его сердце было свободным.
– Сынок, что здесь происходит? –Взволнованный голос Шарлотты заставил обоих мужчин повернуться. Но если на лице Анжело появилась жалость, то отец лишь хмыкнул.
– Мама, ты знаешь, какие чувства я испытываю к тебе, но я не смогу больше оставаться здесь – собрав всю силу воли, произнес Анжело и брезгливым взглядом указал на отца –Этот…человек оскорбил мою жену. Он хотел ударить ее.