Когда сгорают мечты
Шрифт:
Внимание Сессилии привлекла большая картина светловолосой женщины, мило улыбающейся, и она поняла, что это его жена.
– Утром придет моя мать со служанкой – голос Анжело, как гром прозвучал среди ясного неба, и Сессилия повернулась к нему.
– Я так понимаю, что оставшееся моя жизнь пройдет здесь? – будто для себя спросила Сессилия. Анжело посмотрел на нее, как на дурочку.
– Конечно.
– Ну…а, когда мы…я буду идти спать, то во что мне переодеться? – краснея, пробормотала Сессилия, не решаясь посмотреть на него.
Анжело громко расхохотался, впервые после ее исчезновения,
– Завтра ты поедешь с мамой по магазинам, а сегодня я могу обеспечить тебя своей рубашкой.
– Лучше я посплю в платье – выпалила Сессилия и прикусила губу, поняв, что за глупость только, что слетела с ее уст.
– Ни в коем случае – предостерегающе поднял указательный палец Анжело – Потерпи до завтра. Ты выберешь и обычную одежду, и свадебное платье. Хотя ты можешь спать голой.
Холодный пот прошиб Сессилию при мысли о свадьбе. Уже поздно о чем – то думать. Она в Греции. В его квартире. С ним. Внутри нее его ребенок. Она принадлежит ему не только телом, но и душой. Такова воля той ночи, изменившей их жизнь.
– А у тебя есть отец? – внезапно спросила Сессилия.
Анжело мрачно кивнул и подошел к бару. Достав из зеркального шкафа, бутылку виски, он плеснул себе в стакан и посмотрел на нее.
– Мой отец живет в Фессалониках, потому увидеть его мы сможем только на своей свадьбе, то есть через неделю.
– Как – неделя? – ахнула Сессилия. Она не ожидала, что событий будут разворачиваться так стремительно.
– Я не хочу, чтобы ребенок родился незаконнорожденным, а как твое положение уже очевидно, то я не вижу смысла тянуть – пригубив виски, рассудительно пояснил он.
Сессилия ничего не ответила, и они поднялись по лестнице верх. Она отставала от него на шаг, любуясь сильной спиной и узкими бедрами. Он резко остановился, и Сессилия слега ударилась об него, но руки машинально обхватили живот.
– Все в порядке? – озабоченно воскликнул Анжело, беря ее за локоть.
Сессилия кивнула.
Он переживал за ребенка, за продолжателя династии Габрисов, но не за нее.
Она никогда не будет по – настоящему нужна этому человеку, ведь в его сердце до сих пор живет его жена. Какая несправедливость жизни по отношении к ней! Она жаждала любви, но не получила ничего, кроме боли.
Открыв дверь спальни, Анжело позволил зайти ей первой. Золотые шторы выделялись на фоне обставленной спальни в черных тоннах. Широкая, почти королевских размеров кровать – главное украшение комнаты. Ее сердце больно кольнуло, когда она подумала об Анжело и его жене или других любовницах, но он, словно прочитал ее мысли:
– Я купил этот пентхаус год назад. Кроме меня здесь никто не бывает.
Он достал из шкафа белоснежную рубашку и протянул ей. Сессилия приняла ее и мысленно прикинула, что утонет в ней, однако решила промолчать.
Ничего не говоря, Анжело направился к двери, как неожиданно остановился и взглянул на нее так, словно собирался поцеловать. Ее сердце забилось учащенно, и она нервно проглотила слюну.
Но мужчина круто развернулся и громко захлопнул за собой дверь, оставляя ее одну. Где – то в самой глубине она таила надежду, что он хоть немного, но имел желания о близости с ней.
Оказалось, что и это заблуждение.
***
Следующая неделя
С его мамой, Шарлоттой, она подружилась сразу. Милая, достаточно молода выглядящая для своих лет женщина с проницательными черными глазами стала для нее хорошей советчицей.
Она многое рассказывала о детстве Анжело. У него был старший брат, который жил в Лондоне и контролировал семейный бизнес, но на свадьбу он не обещал приехать. А также Шарлотта обрадовалась, что у нее будет еще внук, ведь она не знала, есть ли дети у ее старшего сына Ангелоса. Отец Анжело, по рассказам матери, был очень деспотичным и жестоким, потому Ангелос не выдержал и покинул Грецию, решив ввести свою жизнь, но когда Анжело взял бразды управления бизнесом в свои руки, то соединился с компанией брата. Еще одна из черт характера Анжело заставляла ее восхищаться им и любить его все сильней. У него была возможность оставить отца, но он не смог предать доверие и любовь матери.
Его мать смутно упомянула о женитьбе Анжело на Марине. Последняя была дочерью близкого друга его отца, и тот решил их поженить, несмотря на громкие скандалы сына. Тогда самочувствие Шарлотты после ухода сына ухудшилось, и Грегори Габрис принудил сына жениться на Марине. Мать Анжело было родом из Эльзаса, но переехав в Грецию, влюбилась и вышла замуж за обычного рабочего. Но потом его карьера пошла в гору, и спустя пятьдесят лет семья Габрис имеет свои связи везде.
Не все так просто оборачивалась в жизни ее будущего мужа, но его мать не рассказала ей о чувствах младшего сына после брака с нелюбимой.
Когда визажист закончил свою работу, то Сессилия посмотрела на себя в зеркало и не узнала. Темно – каштановые пряди были вплетены в замысловатую косу, обвязанную белоснежными лентами. Шоколадные глаза выделялись благодаря черной подводке, а ресницы казались немыслимо густыми и длинными. На пухлых губах поблескивал легкий блеск.
Встав со стула, Сессилия посмотрела на пышное голубое платье, подчеркивающее ее большой живот. Юбка была вся в красиво приподнятых складочках, а на плечах была белая накидка из искусственного меха. Она убедила мать Анжело, что ей неудобно надевать белое платье. Белый цвет символизирует невинность, а Шарлотта, как ей выдал Анжело, знала, что ее сын давно жил во Франции с женщиной. Сессилия понимала, что Анжело стесняется признаваться в том, как они познакомились, тем не мене ему никто не давал право лгать этой чудесной женщине.
– Господи, видели бы тебя наши родители – восторженно воскликнул Роман, появившейся на пороге и, взяв ее под локоть, чмокнул в щеку. Сессилия увидела в глазах брата слезы и еле сдерживала себя, чтобы не заплакать.
Когда они зашли в часовню, то ее волнение усилилось. Громкие чистые звуки органа взмыли к потолку часовни, звоном отдаваясь в ушах Сессилии. Желание вырвать свою руку и бежать отсюда, прочь от Анжело, прочь от этого навязанного ей брака, было таким всепоглощающим, что Сессилия чуть было так и не сделала. И лишь вера и надежда в глазах брата свели ее внутренние бои на нет.