Когда сгущается тьма
Шрифт:
— Неужели? Кажется, я рассказал о себе все. Долго же до тебя доходит…
— Я хочу сказать, что узнал, кто такая Марианна Крус-Педроса.
— А чего тут узнавать? Это вымышленное имя, которое стояло в списке людей, допущенных к моей депозитной ячейке.
— Это не все. Я знаю гораздо больше.
— Ты носишь в себе столько всякого дерьма…
— Я знаю об Эль Осо.
Джек пожалел, что не может полюбоваться на реакцию Фэлкона. Впрочем, установившееся на линии молчание было достаточно красноречивым.
Наконец Фэлкон заговорил:
— А много ли ты о нем знаешь?
— Достаточно.
— Достаточно для чего?
— Для того, чтобы
— А почему ты думаешь, что это меня заботит?
— Потому что ты сменил имя, лгал всем, что приехал с Кубы, и жил в брошенной машине. Потому что забрался на мост и был арестован за попытку переговорить с дочерью мэра, а потом захватил заложников и замуровал себя вместе с ними в номере мотеля. Но при этом ты и словом не обмолвился о темной стороне своей натуры. Или, лучше сказать, «черной, мрачной стороне»? Ведь все это имеет для тебя какой-то смысл, не так ли?
Возбуждение Фэлкона возросло, а в голосе зазвенел металл.
— Я сообщу об этом, когда буду готов и когда придет время.
— Или я украду твои гром и молнию и сделаю это за тебя.
— Молчи! Держи свой поганый рот на замке!
— Без проблем. Главное, не трогай Тео и других заложников.
Фэлкон ответил не сразу, но Джек слышал его шумное дыхание и знал, что он вне себя от ярости.
— Не дави на меня, Свайтек. Мне это не нравится.
— Никто на тебя не давит. Я всего-навсего предупреждаю, что если ты попытаешься причинить вред заложникам, то лишишься своей сцены, декораций, подмостков, своего театра — и не знаю, что ты там выстроил в своем воображении, дабы воспарить духом…
— С чего ты взял, что мне нужна сцена?
— А с того, что если посмотреть на твои требования под другим углом, то все они по большому счету бессмысленны. А еще я думаю, что ты далеко не такой сумасшедший, каким хочешь казаться.
Голос у Фэлкона снова изменился. Резкость ушла, уступив место подобию уважения к провидческому дару Джека.
— Ты мне нравишься, Свайтек. В глубине души я даже люблю тебя.
— Я польщен.
— Вот почему я хочу, чтобы ты и Пауло пришли забрать эту девушку.
— Что ж, отлично, мы придем. Только что потом?
— Потом… — Голос Фэлкона прервался, и Джеку на мгновение показалось, что оборвалась связь.
— Фэлкон, ты меня слышишь? А потом, что потом?
— Потом настанет время поднимать занавес, — сказал Фэлкон и закончил разговор.
ГЛАВА 56
Возвращение на место событий потребовало от Алисии известных усилий. Не раз и не два она думала свернуть с авеню на федеральную дорогу Ай-95 и ехать куда глаза глядят. Никакого плана у нее не было, просто хотелось убраться из города как можно дальше. Но как известно, побег от жизненных неурядиц не спасает. Тем более когда от тебя что-то зависит в этой жизни. А в данный момент от ее присутствия на месте событий зависела, пусть и не напрямую, судьба четырех заложников, жизнь которых по-прежнему висела на волоске.
Алисия включила радио и услышала конец информационной передачи, в заключительном блоке которой бодрой репортерской скороговоркой сообщалось о новостях последнего часа с места захвата заложников.
«— Противостояние городской полиции и бездомного мужчины, ранее обвиненного в приставании к дочери
Алисия выключила радио. Насколько она знала, полиция до сих пор никаких сведений о заложниках не давала, и новостной блок свидетельствовал, что где-то произошла утечка информации. А значит, достоянием средств массовой информации в скором времени могут стать и другие, более важные секреты.
Она подкатила к ресторану в наступивших сумерках и нашла на парковочной площадке свободное место за несколько машин от мобильного командного пункта. Дождь продолжал лить, но уже не сплошной стеной, как это было, когда она, рискуя вылететь с мокрой трассы, мчалась на виллу родителей. Небо однако оставалось непроглядно мрачным, а ползшие по нему черные тучи ускорили наступление сумерек. Хотя в декабре в Майами темнеет рано, этот преждевременный сумрак вызвал у Алисии тяжелое чувство. Конечно, она не была экспертом в переговорах по освобождению заложников, но Винс, признанный специалист в этой области, наглядно свидетельствовал, до какой степени может обостриться ситуация с заложниками с наступлением темноты.
Алисия, прикрываясь газетой от падавших с неба дождевых струй, пробежала небольшое расстояние, отделявшее ее от командного пункта, и, толкнув дверь, ворвалась в него, произведя при этом больше шума, нежели намеревалась.
— А вот и я. — Она обвела глазами помещение и заметила на лицах двух находившихся в нем людей озадаченность, вызванную, по-видимому, ее появлением.
— Вернулась все-таки, — сказал Пауло. — А мы, признаться, уже начали подумывать, что ты больше сюда не придешь.
— Да, я опоздала, — согласилась Алисия. — Но причиной тому послужили… непредвиденные обстоятельства. Могу я поговорить с тобой наедине, Винс?
Алисия со значением посмотрела на второго переговорщика, представлявшего интересы департамента полиции округа Майами-Дейд, который оказался парнем тактичным и поторопился сказать, что ненадолго отлучится, чтобы выпить эспрессо. Натянув дождевик, он вышел в дождь и сумрак, оставив Пауло и Алисию в одиночестве.
— Ну, что случилось? — осведомился Винс.
Алисия подтащила к себе стул и уселась на него поближе к Пауло, чтобы он мог чувствовать ее присутствие. При этом у нее возникло импульсивное желание взять его за руку, но она сдержалась, поскольку предстоящий разговор исключал такого рода интимные прикосновения.
— Винс, что ты знаешь об Аргентинской грязной войне?
Вопрос не вызвал у Пауло того удивления, на какое рассчитывала Алисия.
— Признаться, до сегодняшнего дня почти ничего об этом не знал.
— Вероятно, в подобном же неведении находится и большинство американцев. Однако, как я поняла из твоего ответа, в отличие от большинства ты что-то все-таки знаешь?
— Да, сегодня узнал об этом кое-что интересное.
— Это произошло в мое отсутствие?
— Пока тебя не было, на меня вышел один человек и сообщил по этому поводу кое-какую информацию.