Когда снега накроют Лимпопо

Райнеш Евгения

– Может быть… – ответила бабАня уклончиво.

Мы с ней оба знали, что Чеб все прекрасно понимает, поэтому говорили туманно, стараясь не вдаваться в ужасную конкретику. Надо мной нависла еще одна проблема: как-то нужно было объяснить сыну, почему мы не пойдем сегодня в зоопарк. И завтра, скорее всего. И вообще непонятно, когда опять прогуляемся по чудесным тенистым дорожкам с веселенькими плиточками. Честно говоря, после случившегося мне не хотелось, чтобы Чебик как-то соприкасался с «Лимпопо».

– А что вы думаете

о том, кто открыл клетку? – все таким же небрежным тоном поинтересовался я.

Все-таки бабАня являлась гласом народа, и ее мнение заслуживало самого пристального внимания.

– Перевертыш, – невнятно и нехотя произнесла она.

– Перевертыш? – переспросил.

– Ага, – ей явно не хотелось говорить на эту тему. – Не найдут.

– Лимпопо, – вдруг четко раздалось над моей головой неловким детским голосом, похожим на срывающийся басок медвежонка.

От неожиданности я вскочил. И от нее же неловко произнес, глядя в глаза Чеба:

– Я надеялся, твоим первым словом будет «папа». Чебик, повтори, что ты сказал.

Но сын глядел на меня светлыми большими глазами, в которых всегда светилась нечеловеческая сообразительность, и молчал. Так же, как и все четыре с небольшим года своей жизни. Я обернулся к бабАне, ища поддержки свидетеля:

– Он только что сказал? Антон же говорил, верно? Мне не послышалось?

– «Лимпопо», – подтвердила бабАня. – Антоша так сказал. Мы сегодня сказку читали, Чуковского. «Где гуляет гипо-по по широкой Лимпопо». Верно, Антоша?

Чебик упрямо молчал.

– Но это же… – я махнул рукой, успокаиваясь. – Врач говорит, нельзя его заставлять. Придет время, сказала Ирина Анатольевна, вы еще с радостью будете вспоминать его молчание. Такое у мальчиков часто бывает. Они долго безмолвствуют, а потом начинают говорить много и без остановки. Пришло то самое время, как вы думаете?

БабАня покачала головой:

– Не похоже, что он собирается говорить без остановки. Наверное, что-то его сильно впечатлило, так Антоша? Тебе понравилась сказка? Завтра еще почитаем.

Чебик энергично покрутил головой.

– Ты говорил про зоопарк? – догадался я.

Сын обнял себя за плечи, развернулся вполоборота.

– Мы сегодня не можем пойти в Лимпопо. Там… Ремонт!

Объяснение так себе, но давало несколько дней форы.

– Ты же помнишь, как у нас был ремонт?

Чеб посмотрел на меня удивленно, но кивнул. Он помнил.

– Все в краске, и мебель переставлена. Жить невозможно. Так и в зоопарке. Несколько дней будет ремонт.

Малыш недоверчиво покачал головой.

– Скажи еще раз «Лимпопо»? – жалобно попросил я. – Пусть не «папа», но только произнеси. Лим. По. По.

Чеб улыбнулся и потянулся к дверной ручке.

– До завтра, милый, – сказала нам вслед бабАня, точно обращаясь не ко мне.

Она относилась к моей персоне довольно радушно, но обожала Чеба. Я мог привести его

в любое время дня и ночи, и няня всегда была рада. Он никогда не брала деньги, как бы я ни настаивал, отказывалась от продуктов, которыми я хотел хоть как-то компенсировать отнятое у нее время, отвергала помощь по хозяйству. Мало того, она день и ночь готовила для Чеба полезные завтраки, обеды и ужины, томила гурьевскую кашу в духовке, создавала щи – апофеоз кулинарного искусства, пекла пироги с вареньем, которые просто таяли во рту.

БабАня обожала Чеба.

Чеб вдруг коротко вскрикнул. Он споткнулся о невысокий бордюр и сейчас сидел прямо на земле, прижимая к груди собранную в кулак ладонь.

– Ну что же ты, – я покачал головой, впрочем, виновато: сам задумался и не уследил. – Вставай, мужик!

Протянул ему руку и понял, что происходит нечто неправильное. Чеб схватился за меня одной кистью, вторую он так и не разжал.

– Поранился?

Чеб отчаянно замотал головой, ладошку так и прятал.

– Та-а-а-к, – протянул я, поднимая сына за локоть здоровой руки. – Показывай!

Замечательные уши Чебика пылали ярко-розово, как всегда, когда он волнуется.

– Чеб, – я присел перед ним, заглянул в глаза. – Ничего нет ужасного в том, что ты поранился! Просто промоем, если царапина не глубокая, я ничем даже мазать не стану, обещаю.

Чеба приводили в ужас следы от зелёнки и йода. Именно так – он терпеть не мог разноцветные пятна на своей коже, а вовсе не сами мазилки.

Но сын продолжал упорствовать. Мне пришлось даже немного надавить, чтобы открыть его ладонь.

– Та-а-ак, – второй раз протянул я. И сейчас уже грозно.

Теперь было понятно, почему он упрямится. Царапина довольно глубокая, но не это меня встревожило. А то, что поранился Чеб не сейчас. Вечером я купал его, царапины не было. Утром спешил, не заметил сжатую в кулак ладонь.

Мы оба прекрасно знали, что это означает.

– Ты… – я всерьез разозлился. – Я же говорил никуда не выходить! Даже приказал… Но как так? До полнолуния еще…

Чеб вдруг всхлипнул. Я не поверил своим ушам. Мой ребенок всегда терпел до последнего. Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы Чебик показал свои слезы. И его первое слово. «Лимпопо». Чеб ясно сказал, это слышал не только я, но и бабАня. Он знает про Митрича? А может…

Из глубин моего кармана раздалась трель мобильного.

– Мы с тобой еще не договорили, – сказал я Чебу и обратился уже к вызову:

– Да…

– Гордеев, – сказали в трубке.

– Вы ошиблись, – буркнул я. – Это мой телефон, а я – не Гордеев.

– Это я Гордеев, – хмыкнула мобила. – Замначмеда Первой Скорой.

– Какой скорой?

Я никак не мог понять, что ему от меня нужно. Сказал же – ошиблись.

– Станции скорой помощи, – пояснил Гордеев. – Вы для нас сайт делаете.