Когда-то был человеком
Шрифт:
Позднее журналисты рассказали мне, какое давление сверху в эти дни оказывалось на редакции: от них требовали сообщений в «нужном ключе». В результате этого в прессе появились статьи хотя и разбросанные по разным полосам, но тем не менее освещавшие события крайне тенденциозно. Закономерно, что при этом в газетных материалах нет-нет да и обнаруживались противоречия: с одной стороны, читателю пытались внушить мысль о слабости и незначительности протеста, с другой же – не упускали возможности запугивать сограждан, живописуя страшные картины разгула террора и насилия (естественно, по вине демонстрантов). Классическим примером может послужить газета «Бильд», угодившая в собственные силки.
По данным полиции (как всегда, сильно заниженным),
Одна только ошибочка вышла: Штайнтор – огромная площадь, это известно любому ганноверцу. Толпа в 3 тысячи человек выглядела бы на ней скорее маленькой группкой. В довершение ко всем передержкам статья была проиллюстрирована фотографией на семь колонок, показывающей подлинный размах демонстрации. Злорадство по поводу «гола, забитого в собственные ворота», было повсеместным. И ходили слухи, что все это было сознательно сделано одним очень неглупым сотрудником «Бильд», симпатизирующим демонстрантам.
Мы делали все от нас зависящее, чтобы противостоять демагогии. Члены профсоюзов, школьные и студенческие комитеты, союзы пенсионеров выражали свой протест в заявлениях для печати. Тем самым документально подтверждался широкий размах сопротивления. Мы поместили серию мелких объявлений в местной прессе от имени частных лиц, дать крупные не позволяли наши слабые финансовые возможности. Например, в разделе «Знакомства»: «Кто пойдет со мной на митинг "Красного кружка"?» Или: «Вы одиноки? Приходите к нам на митинг!» В разделе автомобильных анонсов: «Вы сможете продать свою машину, если добьетесь снижения тарифов на проезд в общественном транспорте. Поэтому приходите на митинг "Красного кружка"!» А иногда просто: «Уже слышали? "Красный кружок" действует»…
Но в лучшем случае это были капли воды на раскаленном камне, если под камнем понимать манипулирование общественным сознанием со стороны официальных кругов. Противная сторона постоянно пыталась изолировать нас от общественности. В 1972 году я дал интервью радиостанции «НДР» [19]о целях и намерениях «Красного кружка». В мгновение ока ХДС начал против «НДР» кампанию на страницах близких к нему изданий, сетуя на то, что министру внутренних дел предпочли Киттнера. Затем генеральный секретарь этой партии ультраконсерваторов заявил в ландтаге, что «НДР» – это-де «рупор врагов конституции». Радиостанция, где в то время еще не все ключевые посты находились в руках людей из ХДС, хотя и вяло, но все же отвергла обвинения, сославшись на свой долг информировать общественность. Тем не менее следующее интервью со мной на эту же тему, естественно, не состоялось.
Конечно, были и такие редакторы и репортеры, которые серьезно относились к своему журналистскому долгу и пытались давать объективные сообщения. Среди них иные даже более или менее симпатизировали нам. Но других было больше: по их материалам часто было видно, что автор целиком и полностью находится в лагере противника. При этом репортер
Нужны были контрмеры. Вскоре по примеру полицай-президента мы стали ежедневно устраивать пресс-конференции и делали это в течение всего периода протеста. Это давало возможность подробно разъяснять цели и требования, тактику и стратегию «Красного кружка», комментировать события минувшего дня, вносить коррективы в искаженную информацию, представлять свидетелей полицейских репрессий, короче – создавать противовес односторонней официальной информации. Журналисты вскоре сообразили, что у нас можно получать фактуру из первых рук, что к ним здесь относятся корректно и помогают в работе по мере сил. Они также быстро смекнули, что наши заявления базировались на фактах, так что со временем у нас сложились отношения взаимного доверия. Хотя в целом пресса ни в коем случае не поддерживала «Красный кружок» (материалы не были всегда объективными даже по понятиям буржуазной журналистики), но кое-какие нюансы все же появились. К примеру, можно было прочесть: «Как всегда, данные полиции и руководства демонстрации о численности участников резко расходились: полиция считает, что собралось максимально 1700 человек, в то время как руководители называют цифру около 10 тысяч. По оценкам нейтральных наблюдателей, участвовало от 3 до 4 тысяч человек…» В действительности было 10 тысяч, но теперь полицейские данные хотя бы не принимались слепо на веру. Маленький, но все же прогресс.
Журналист Иоахим Зюс явился на первую пресс- конференцию со словами: «Скажу вам сразу, господин Киттнер: я – член ХДС. Но тем не менее хочу попытаться давать объективную информацию». В рамках своих возможностей он затем действительно более или менее придерживался данного обязательства. Это делает ему честь.
На пресс-конференции приходили почти все представители местной и общенациональной прессы. Единственное исключение составляла занимавшая ведущие позиции «Ганноверше альгемайне цайтунг», пребывавшая первое время в гордом одиночестве. Соответствующими были и публиковавшиеся на ее страницах материалы. Перед началом митинга, в котором участвовало 11 тысяч человек, мы однажды зачитали одно из таких сообщений, в котором описывались происходившие накануне события. Естественным откликом были возмущенные выкрики, вырвавшиеся из многочисленной толпы. «Мы осуждаем эту корреспонденцию как одностороннюю и тенденциозную, – заявил один из выступавших, – газета должна принять к сведению, что 11 тысяч демонстрантов с их семьями тоже являются ее читателями и подписчиками, по меньшей мере потенциальными. Если она немедленно не перестроится и не начнет освещать события объективно, мы завтра же без колебаний, вот на этом месте, выступим с призывом отказаться от подписки на нее».
На следующую пресс-конференцию, как ни в чем ни бывало, явился представитель газеты, публично подвергнутой критике. В дальнейшем ее отчеты несколько улучшились. Вот что значит осознать свою силу и использовать ее.
Однажды на очередной утренней пресс-конференции появился элегантный господин, которого никто из нас не знал. Вопросов он не задавал, но усердно все записывал. Лист бумаги, куда вносили свои фамилии присутствовавшие журналисты, он, не оставив автографа, небрежно передал соседу. Я незаметно навел справки у журналистов – никто его раньше никогда не видел. Мне не оставалось ничего другого, как выяснить у него непосредственно:
– А вы из какой газеты?
– Я здесь как частное лицо.
Это вызвало изумление, поскольку приглашения получали только представители прессы и радио.
Я копнул глубже:
– А откуда вы узнали о пресс-конференции?
– По служебным каналам.
– И где же вы служите?
– В уголовной полиции. – Это прозвучало несколько вымученно.
– А где будут опубликованы ваши заметки? – продолжал расспрашивать я.
– Могу вас успокоить, все это – для моего личного архива. Я пришел сюда из чисто личного интереса, специально взял свободный день.