Когда-то моя половинка...
Шрифт:
– Она крутая, - отзывается Ася, - а теперь давай поговорим о твоей задержки дыхания на двух первых уроках.
– Пф, ты что, какая задержка?
– делаю вид, что не понимаю я.
– Егор Смоленко называется, если ты забыла.
– А причем здесь он?
– Ты на него вылупилась и готова была съесть прямо там без хлеба и масла.
– Ася, не выдумывай, чего нет. Просто посмотрела на своего одноклассника и удивилась тому, как он изменился за два года. Не больше.
– Сомневаюсь я что-то, - Ася смотрит на меня, - просто, будь с ним осторожна про него много слухов в школе ходит, я,
– В чем?
– кажется, я затаила дыхание.
– Что Евгении Кировой нужно держаться от него подальше.
– Ну, очень смешно, - замечаю я, - просто обхохочешься, ржу, не могу!
– Я серьезно, от него и… Кости, на всякий случай.
– А Дружев ведь тебе нравился, - неожиданно вспоминаю я, - да, да, в шестом классе, помнишь?
– В шестом классе мне и Бред Пит нравился, - отзывается Ася, затем слегка хмурится, - а нет, он мне и сейчас нравится.
Это заставляет меня улыбнуться. Как же все-таки хорошо дома, как же хорошо с Аськой. Как хорошо в школе, даже пусть с некоторыми нюансами. Дом, милый, дом.
Егор
Удар, удар, передышка. Снова удар. Ненавижу. Презираю. Убью. Боксерская груша идеальный способ чуть-чуть остыть. Чуть-чуть. Сегодня я столкнулся с тем человеком, из-за которого моя семья развалилась, из-за которого моя мама ушла в долгий запой. Из-за кого мне пришлось отказаться от той, которая по сей день вызывает бурю внутри меня. Из-за этого человека я остался совсем один.
– Егор, телефон, - указывает на мой рюкзак Костя, я ему киваю, он достает мою мобилу и смотрит на дисплей, - наш Папочка.
– Черт, - я останавливаю грушу и беру у него мобильный, - але.
– Что значит "Але"? Ты забыл про наш договор?
– строго проговаривает Вадим Алексеевич, наш классный руководитель.
– Я помню.
– Тогда кого лешего я тебя не вижу второй день в школе?
– Я болею.
– Да что ты, может тебе апельсинчиков еще принести?
– Было бы неплохо, - отзываюсь я.
– Эй, Апельсинчик, чтоб завтра как штык отсидел все шесть уроков. Все понятно?
– Более менее.
– И, Егор, свое будущее мы строим сами.
– Ага.
Вадим Алексеевич выдыхает на том конце провода и кладет трубку. Вообще он клевый человек. Как-то в девятом классе я обкурился и залез ночью в магазин, тогда мне захотелось воды. Баловство с травкой и все такое. Именно он пришел мне на выручку. Оказалось, что следователь был его армейский друг, и Вадим взял меня под свою ответственностью. Следователь мне лично пообещал, что оформит все по закону. Конечно, Вадим меня заставил пообещать, что я не оставлю школу. Строго говоря, договоренность была устная, но я ему был должен, а если должен нужно отдавать. И меня это напрягает. Но через год это все кончится. И хрен знает, зачем ему это было нужно.
– А я так всю жизнь, - отпивает Костя из бутылки воду.
– Как?
– С мамой учителем и надзирателем.
– Бедняжка, - я отбираю у него бутылку и делаю большой глоток, - пошли на ринг, принцесса.
– Ты урод, и я надеру твою задницу, - ворчит мой приятель.
– Ага, вперед.
–
– интересуется Андрей Совушкин, со своей челкой он стал похож на педика. Вечером мы с парнями устраиваемся у него дома и играем в покер. Я иногда прихожу на эти поседели только, чтоб тупо убить время и оттянуть момент возвращения домой.
– Какой лебедь?
– не понимает Валера Разумов, раньше он учился в параллели, после девятого ушел из школы. А сейчас был шестеркой у кого-то вертилы в нашем городе.
– Да, Кирова ж вернулась, - объясняет ему Андрей, Костя бросает быстрый взгляд на меня.
– О как. Подросло где надо?
– усмехается Валера. А я чувствую, как моя челюсть сжимается.
– Не то слово, - Андрей улыбается, - у меня на нее даже встал. Я бы вдул точно...
– У тебя на любую сучку встает, - перебивает его Костя, - играем или что?
– А ты волнуешься, - замечает с мерзкой улыбкой Валера, наблюдая за мной - чего девчонка тоже в штанах воспоминания бередит?
– Что за хрень?
– я слегка хмурюсь.
– Да ладно, ты за эту девчонку всем шеи мылил, - отзывается Андрей, - признай, что сох по ней, даже когда она была не очень. А сейчас...
Я резко поднимаюсь на ноги и хватаю этого говнюка за шиворот притягиваю к себе. Он не успевает договорить, а в его голубых глазах читается испуг. Он правильно боится.
– Я и сейчас любому шею намылю, кто хоть косо взглянет на нее, - тихо говорю я, но так что меня слышно, - а свой член оставь для своей руки.
Я его пихаю и отпускаю, он шлепается на диван, поворачиваю голову и смотрю на Валеру, тот кидает карты на стол и поднимает руки вверх.
– Понял не смотреть косо, член для руки, - говорит он примирительно.
И мы продолжаем партию. Черт, мне всегда было трудно плохо относиться к Жене, но то, что я увидел три дня назад. Мою башню просто взорвало. Ее волосы стали значительно длиннее, она их осветлила какими-то девчачьими штучками, от чего ее глаза заиграли ещё ярче. В ту же секунду, как я услышал ее смех, мне захотелось сжать ее в объятьях, коснуться полных губ и никогда не выпускать. И черт, я чувствовал ее взгляд на себе буквально физически. Ни одну девчонку я не хотел, так как ее, рядом. Сейчас стало все сложнее, я еле выдержал два урока и, плюнув на все, ушел, боясь, не сдержаться. Так что, не то, что я ушел далеко от Андрея, но никто не будет о ней говорить грязно. И никто не притронется, я позабочусь об этом. Это был именно тот случай, когда и сам не трону и другим не дам. И плевать, что это звучит глупо даже в моих мыслях.
Домой я прихожу ближе к одиннадцати. Во всем доме свет выключен, только в кухне небольшое свечение от включенного телика. Останавливаюсь на пороге. Меня всего выворачивает каждый раз от этой одинаковой картины. Мама и ее очередной собутыльник уснули, облокотившись о стол, рядом пустые бутылки и закуска. Моей маме нет и сорока пяти, а она уже выглядит, как моя бабушка. Ее тело потеряло полноту и просто иссохло. Волосы вечно грязные, зализаны в хвост цвета мышиной шерсти. Некогда живые голубые глаза, сейчас были потухшими и бессмысленными. И это действительно разбивает сердце, или что там стучит слева.