Когда ты стал знаменитостью

Пиранделло Луиджи

Тито(Берет патефон у продавца пластинок). Вот, он у меня, папа. (Приближается к отцу). Куда мне его поставить?

***: Сзади.

Тито: Как сзади?

***(Абсолютно спокойным голосом). А теперь проделай в моем теле сзади дыру.

Тито: Папа, что ты говоришь?!

***: Я тебе говорю проделай в моем теле дыру и вставь в мой желудок патефон. Таким образом, вы все сможете спокойно слушать мой голос, записанный на пластинку.

Модони: Ну,

ты и даешь! Ну, и придумал!

Джованна: Да, он шутит…

Все пытаются рассмеяться, но смех получается вымученным.

Тито: А я все никак не мог понять, что он там хочет…

Фотографы: А теперь мы попросим вас не двигаться! Замрите! Все, готово!

***(встает из кресла). Ну, наконец-то! А теперь — хватит!

Джованна: Да, да, хватит! Больше его не надо утомлять! Баста, Баста! Пора расходиться!

Тито(Обращается к Продавцу пластинок). Извините, но вы сами видите, что сейчас нет никакой возможности…

Продавец пластинок: Очень жаль, упускать такой случай… для нашей Студии… Но ничего не поделаешь… Будем надеяться на другой раз!

Модони(Обращаясь к фотографам). Живее, живее, мы уходим! Больше нельзя задерживаться ни на минуту, нам нужно срочно отпечатать копии и успеть передать их всем газетам.

Первый фотограф: Подождите немного, я только вытащу шнур из розетки…

Модони(Обращается к родным ***). Я вернусь немного попозже.

Удаляется с фотографами и с Продавцом пластинок.

Джаффреди: Я ухожу тоже.

Джованна: Не уходите, друг мой, подождите, я хотела еще поговорить с вами…

Чезаре(Появляется в этот момент и обращается к ***). Разрешите? Ваше Величество, к вам пожаловал ваш племянник, с синьорой и синьориной.

Джованна: О, нет! Только не это! Только их еще не хватало сейчас в нашем доме! Я тебе запрещаю принимать их здесь!

***(Решительно, но, контролируя свои чувства). А я тебе говорю, что их приму. Вас же я попрошу выйти…

Джованна: Нет, вы только посмотрите, он гонит всех нас отсюда и все ради них!?

***: А, как я могу отвечать вам иначе, если вы их не желаете принимать? (Обращается к Чезаре). Тебя же я попрошу впустить их и тотчас же.

Джованна: Ты не должен поступать подобным образом!

Тито: Но это все же твой племянник, мама…

Валентина: Я тоже их просто не переношу!

Джаффреди: Успокойтесь, успокойтесь…

Джованна: Как он не может понять, что я это говорю ради его же блага… Учитывая то состояние, в котором он сейчас находится… Пойдемте, пойдемте отсюда, друг мой…

Все четверо удаляются через левую дверь.

***(Обращаясь к Чезаре). Впусти их.

***

стоит перед большим столом, опираясь сзади руками о стол, словно в ожидании последнего выстрела, который должен сразить его насмерть. Этой позой он как бы стремится подчеркнуть, что жизнь в данный момент больше не принадлежит ему, и, что он может рассчитывать на нее только в перспективе. Что он понимает и знает наперед все то, что ему пришли сказать Верочча (в первую очередь), а также Наташа и Пьетро. И, что он с этим заранее согласен. Единственное, что он может себе позволить, так это только слушать их и ничего не отвечать.

Сцена, между трагически безмолвным и совершенно разбитым ***, и остальными, разгоряченными и возбужденными, появившимися перед ним, будет протекать таким образом, как, если бы последние на самом деле говорили бы так, как он предполагает они могут говорить о нем, и двигались бы так, как он предполагает они могут двигаться.

И, в те минуты, когда Пьетро оправдывается, и тогда, когда Верочча набрасывается на него, выражая криком свое возмущение, вся в слезах и корчась от боли, и тогда, когда Наташа исключительно спокойно реагирует на разрыв, происшедший между ним и остальными — он производит впечатление человека, которому все ясно и понятно. Но создается впечатление, что ему уже нет ни до чего дела, и, все происходящее для него уже находится где-то в далеком прошлом.

Верочча(Направляется к *** с раскрытой газетой в руках). Ты что, и в самом деле заявил всем, что это был розыгрыш?

Верочча смотрит на ***. Но тот стоит, как стоял, не двигаясь с места. И, словно получив на свой вопрос, едва уловимый постороннему взгляду, отрицательный ответ, она обращается к нему с вопросом:

Нет? Ты говоришь, что нет? Но это напечатано здесь! (Показывает ему газету. После чего все повторяется, как выше). Нет? — А как тогда другие, а? Все они — эти другие — дружно кричали об этом и торжественно объявили миру, что это так — А теперь еще и опубликовали это. А ты по-прежнему утверждаешь, что нет! Ты это сказал только мне, то ли бросая упрек в наш адрес, то ли огорчаясь, что все это произошло по нашей вине, верно?! Но теперь — баста! Теперь тебе нечего добавить к сказанному. (Вне себя от отчаяния и переживаний обращается к другим). Вы только полюбуйтесь! Он только смотрит на меня и молчит! (Снова обращается к ***). Ты что, только и можешь, что только на меня глядеть?! В прочем, мне все ясно! (Обращается к другим). Он не способен на что-либо другое, так как сдался! Проглотил полностью, вынесенный ему приговор!

Пьетро: Я пришел сюда, чтобы сказать тебе…

Наташа: Но он все это знает и сам, Пьетро, не надо! Разве ты не видишь, что он все знает? Не исключено, что он может нам и возразить, что он нас еще при этом и защитил.

Верочча: Защитил? От чего?

Пьетро: Это нам благодарность за то, что мы хотели вернуть его к жизни?

Верочча: Именно это он нам ставит в вину, разве ты этого не видишь?

Наташа: Нет, это не так! Это может относиться к кому угодно, но только ни к нему!