Когда убьют – тогда и приходите
Шрифт:
– Что ж, товарищи, – сказала Ирина, опуская кипятильник в банку с водой, – нам с вами предстоит рассмотреть весьма запутанное с этической точки зрения дело, поэтому попрошу вас быть крайне внимательными.
– Да уж куда запутаннее, – фыркнул Бимиц, поводя могучими плечами. – Когда человек хотел помочь, но не получилось, то всякий раз прямо не знаешь, что и делать: то ли расстрелять, то ли повесить, а может, в кипятке сварить. Прямо вот разрываешься между этими вариантами.
Ирина улыбнулась, а Кошкин приосанился и махнул рукой так, будто давал направление
– Отставить! Дежурный врач – это тот же часовой, он не имеет права покидать свой пост. Ордынцев должен ответить за свою разболтанность, которая привела к смерти человека!
– Товарищи, товарищи! Я вижу, что у вас обоих есть твердая позиция, но сейчас вы должны забыть о ней и как можно более непредвзято изучить обстоятельства дела.
– Мне и так все ясно.
– И мне. Это же надо додуматься – врачей судить! Одного за другим, одного за другим, – Бимиц сокрушенно покачал головой.
Ирина подумала, что действительно среди ее подсудимых представителей этой гуманной профессии как-то многовато. Тут с клекотом закипела вода в банке, она убрала кипятильник, насыпала заварки и прикрыла банку блюдечком, рассеянно наблюдая, как парят в воде чаинки, словно каракатицы, оставляя за собой темные облака. Когда заварка осела, она хотела разлить чай по чашкам, но ее опередил Бимиц, взяв горячую банку прямо за горлышко своей огромной мозолистой ручищей.
– Товарищи, прошу вас, – улыбнулась она, – без вас мне не разобраться. Могу я рассчитывать, что вы отнесетесь к делу внимательно и серьезно?
– А то ж!
– Так точно!
Кошкин достал из портфеля небольшой кулек с карамельками, и они мирно попили чаю. Ирина улыбнулась. Выдергивая ее из декрета, председатель суда обещал царские условия и в общем не соврал. Заседателей ей назначил действительно прекрасных – умных, вдумчивых и порядочных, а главное, с разным мировоззрением. Бимиц слегка диссидент, а военрук Кошкин такой коммунист, что дальше ехать некуда. Одному свободу подавай, второму дисциплину. В общем, великолепно дополняют друг друга.
Не так давно по телевизору показывали фильм «Место встречи изменить нельзя», и Ирина с Кириллом с удовольствием его пересмотрели. Во время премьеры несколько лет назад она следила за сюжетом и не слишком обращала внимания на нравственные вопросы, поднятые в этой киноленте, а сейчас всерьез задумалась, кто прав – Жеглов или Шарапов? Допустимы ли мелкие нарушения закона, чтобы привлечь к ответственности заведомого негодяя, или правосудие можно вершить только чистыми руками? Когда она хотела обсудить это с Кириллом, он засмеялся и сказал, что фильм вообще не о том, а о важности слаженной работы коллектива, в котором один считает так, другой эдак, и в результате достигается истина.
Так вот они с Кошкиным и Бимицем за без малого две недели работы достигли этой слаженности, так что расставаться будет по-настоящему жалко.
Напившись чаю, они отправились вершить правосудие.
Халатный Ордынцев оказался некрасивым, но дьявольски обаятельным мужиком. Вроде бы ничего особенного, худощавый, даже щуплый, лицо ассиметричное, нос – нечто среднее между шнобелем и рулем, а хочется смотреть и смотреть.
Интересный все-таки феномен – человеческая привлекательность. С красотой понятно,
Ирина хоть и находилась при исполнении обязанностей судьи, каковое слово имеет общий род, но была все-таки женщиной, и своей первобытной женской сущностью понимала, что у Ордынцева не просто банальная привлекательность самца, а именно обаяние увлеченного и компетентного человека. И все же его обвиняют в халатности.
Подстерегало ее еще одно искушение: В. В. Ордынцева звали Владимиром Вениаминовичем, то есть имя, как у ее младшего сына, а отчество – как у мужа. И что в сумме? Врач, а круче них только летчики или подводники, сексапил, да еще и тезка… Вот как тут сохранять объективность, скажите на милость?
Подготовительную часть провели довольно быстро. Ирину немного смутило, что Ордынцев отказался от адвоката, но в данной ситуации это не так уж и глупо.
Даже самый дорогой адвокат вряд ли сможет вывернуть ситуацию в пользу подзащитного, ему остается только взывать к милосердию суда, мол, смотрите, я бедный, несчастный, весь перед вами, уповаю на вашу милость.
Однако, встав, чтобы произнести обвинительное заключение, Ирина заметила, что подсудимый держит под сиденьем потрепанный брезентовый рюкзак, когда-то буро-зеленый, а теперь выгоревший почти до белизны. Железные застежки проржавели, кожаные лямки потрескались… У нее на антресолях тоже лежит такой.
Собрался, значит, бедолага, в дальнюю дорогу, не верит в гуманность советского суда.
Ирина взглянула на часы. До обеда они, конечно, не успеют, но можно договориться с Кошкиным и Бимицем, которые уважают ее статус кормящей матери. Часам к трем закончить без перерыва, и домой до завтра. Все же эти поездки туда-обратно для кормления Володи сильно выматывают.
Приступили к допросу подсудимого. Ордынцев виновным себя не признал, заявил, что к смерти Красильниковой привела череда роковых совпадений.
– Во-первых, я не психиатр и не обучен влет определять, дружит человек с головой или уже нет, – усмехнулся он, – но дело даже не в моей компетенции, а в том, что я не пошел в обход не из лени, а потому, что приемник завалили пациентами. Пришлось выбирать, – Ордынцев развел руками, – ведь разорваться-то я не мог.
– По прибытии на место вы обязаны разобраться с обстановкой, – гаркнул Кошкин, – и расставить приоритеты.
– Что и было сделано, – подсудимый усмехнулся, – смотрите, тут у меня истекающий кровью пациент, требующий немедленной торакотомии, а там – отделение со стабильными известными больными, получающими назначенное лечение. И куда я пойду, сами-то как думаете?