Когда уходит земной полубог
Шрифт:
«Чистая гончая!» — неодобрительно подумал Роман, неохотно отправившийся на эту охоту за беглым царевичем. И дело было не только в том, что он устал от поездки в Лондон, а царь тут же послал его в Вену, но и в том, что ему, человеку заслуженному в боях, не нравилось быть под прямой командой кичливого гвардейского молодца, на днях получившего капитанский чин, хотя он и к ведал, что Румянцев заработал свой чин не на царской кухне, а тоже в лихих баталиях. И потом, он вспоминал, как десять лет тому назад сопровождал Алексея в Новгород и никакого зла к
«А может, просто домой тянет: на сынка взглянуть, жёнку поцеловать?» — размышлял Роман, поспешая вслед, за бравым гвардионцем. Крупные комья мартовской грязи из-под копыт капитанской кобылы летели ему прямо в лицо. Но что делать — таков царский указ: быть в команде хохотуна-капитана, который летит сломя голову, словно помещик на псовой охоте.
«Токмо вот гоним-то мы не зайца, а государя-царевича. И гоже ли гнаться за наследником престола, яко за зайцем?» Вот такие крамольные мысли одолевали Романа, когда они увидели в предзакатных лучах венчавший альпийскую вершину замок Эренберг.
Остановились у подножия вершины в трактире «Корона». Сей трактир, мельница, лесопилка да несколько десятков домиков составляли всё селение. Но пиво здесь варили отменное, в чём и убедились офицеры в тот же вечер, прихлёбывая пивко в общем зале трактира. Кроме них, посетителей было не много: несколько поселян да торговцев-разносчиков.
Румянцев заказал обильный ужин — с утра во рту у всех не было ни росинки.
— Могу предложить господам офицерам жареного кабана, мой сын вернулся сегодня с удачной охоты! — почтительно сообщил толстяк трактирщик, не без гордости за своего Алоиза. Здоровенный кабан был уже обжарен на вертеле. — По правде сказать, я хотел отправить кабанчика на гору — коменданту замка барону Вейсфельду, но тот почему-то не прислал за ним гарнизонных солдат. Может, посчитал слишком дорогой цену: целых десять талеров!
— Даю двенадцать рейхсталеров за кабана и доброе пиво! — небрежно кивнул трактирщику Румянцев, и скоро огромный поднос появился перед капитаном и его командой. В центре подноса красовался зажаренный целиком кабан с торчащей изо рта петрушкой. Вокруг туши выстроились, как ядра вокруг мортиры, мочёные яблоки, цитроны, домашние соленья и маринады. Аромат стоял божественный! — Люблю охоту и её земные плоды, господа офицеры! — Румянцев выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его в кабаний бок.
— Прозят! — дружно чокнулись офицеры огромными кружками с тёмным октябрьским пивом.
И здесь двери, увенчанные еловыми лапами, вдруг резко распахнулись и на пороге вырос личный повар господина коменданта Вейсфельда.
— Мой кабан! — простонал повар, глядя, как Румянцев беспощадно разрезает тушу на огромные куски. — Что я скажу господину барону?!
— Ты что, свинья этакая, не знал, что кабана ждёт герр комендант?! — Вслед за поваром, громко стуча шпорами, в залу ввалился кавалерийский вахмистр. — Я тебе сейчас обрежу уши, каналья! — Вахмистр одной рукой схватил дрожащего
— Довольно! Оставь хозяина в покое! Я заплатил за этого кабана! — взорвался Румянцев.
— А, так это ты, саксонский молокосос, перехватил кабана у меня из-под носа! Что ж, я отрежу тебе нос, чтобы не вынюхивал жаркое! Проучу тебя! — Вахмистр оставил трактирщика и, размахивая палашом, двинулся на нового неприятеля.
Румянцев поднялся во весь свой огромный рост и обнажил шпагу.
— Не горячитесь! — крикнул ему Роман, но было уже поздно — офицерская шпага и кавалерийский палаш высекли искры.
Между тем в распахнутые двери на поддержку своему вахмистру ввалился целый десяток солдат-кроатов.
— Отступаем наверх, в комнаты! — приказал Роман офицерам. В эту минуту грянули ружейные выстрелы и вся зала наполнилась дымом. Романа словно что-то толкнуло в левое плечо, но, отбиваясь шпагой от лезших по крутой винтовой лестнице солдат, он благополучно прикрыл ретираду. — Теперь держитесь, свиньи! — крикнул кроатам бравый капитан и пустил вниз по лестнице огромную пивную бочку, которую он приказал хозяину поставить на ночь у дверей своей комнаты. Бочка скатилась по лестнице, как пушечное ядро, и повергла ниц ряды неприятеля.
Ещё через час примчавшийся в замок секретарь тайной канцелярии господин Кейль сделал выволочку барону Вейсфельду.
— Как это понять, герр комендант? Неужели дюжина ваших конногренадер не могла справиться с четырьмя московитами?!
— Отчего вы думаете, что это московиты? — возразил комендант. — Ведь на них мундиры саксонских офицеров!
— Глупости! Даже ваш вахмистр различил русскую матерщину. Да и я слежу за ними от самой Вены... — Господин Кейль тоже вёл двойную игру.
— Осмелюсь заметить: у моих солдат переломаны руки и ноги, — Багровое лицо барона Вейсфельда налилось кровью.
— А хотя бы и головы! Ведь они не выполнили главного распоряжения господина канцлера: тихо убрать московских шпионов, а там и концы в воду!
— Что же теперь делать? — На коменданта было жалко смотреть.
— Как что делать? Повторить атаку! Но тайно, без шума, без трактирных драк! Прикажите этим русским завтра же покинуть Эренберг. А на лесной дороге устройте им засаду.
— Это мысль! — Комендант пришёл в восхищение. — Я ещё отомщу московитам за то, что слопали моего кабана! Слово офицера! — И барон Вейсфельд бросился отдавать распоряжения.
На другой день рано поутру явившийся в трактир гарнизонный офицер потребовал от Румянцева и его спутников немедля покинуть Эренберг и его окрестности.
— За что вы гоните бедных саксонцев, пожелавших подышать альпийским горным воздухом? — возмутился было Румянцев.
— Вы такие же саксонцы, как я турок! — процедил офицер. — Моему коменданту хорошо известно, что вы московиты. Могу даже назвать ваше имя, Александр Румянцоф!