Когда умру, я стану снегом
Шрифт:
9
В профучилище заявление на поступление не приняли, аттестат ее остался в поселке, в школе. Хотя его можно затребовать и по письму. Посоветовали прийти завтра, с родителями. Отчаяние затопило в тот момент ее всю. Оставалось всего лишь три места на отделение машинисток.
Люда окончила уже десять классов. Еще бы год в школе и можно поступать в любой институт. Но куда теперь. У мамы любовь. А у нее – новая жизнь…
Первый день пробегала по городу в поисках жилья и работы. Ночевала в парке на скамейке. Замерзла.
На второй день осознала, что весь ее план и гроша ломаного не стоит, и снова пошла в приёмную комиссию училища. Там напросилась
Люда рассказала все, без утайки, выпалила как пулемёт историю побега и свои мысли по поводу того, что лучше наложит на себя руки, чем вернется домой. Не плакала, нет. Только с усилием сжимала ручку пакета в руках, пытаясь унять дрожащие руки. Завуч выслушала её, не перебивая. Затем сделала несколько звонков, взяла Люду за руку и повела в соседний корпус, в общежитие. За десять минут оформив документы для заселения, решила с комендантом в какую комнату определить будущую студентку. Проводила. Коротко сказала: "Обживайся. За поступление не переживай, оценки у тебя хорошие, проблем не будет."
Ушла, оставив смущенную Людмилу, только начинающую осознавать, насколько ей сейчас повезло.
Было радостно. На грани счастья. И это придало сил и уверенности, что она справится. Несмотря ни на какие трудности.
***
Снег за окном стал сыпать реже, и если бы не шальные воспоминания, то возможно бы и убаюкал своим равномерным и неторопливым танцем. Луна снова освещала маленький двор, оттого он был виден, как на ладони. Ничего особенного – забор из досок, разросшаяся калина в углу, рядом бочка для сжигания мусора, чуть в стороне от бочки – покосившаяся будка, теперь уже обжитая. Никакого намека на былое проживание в этом доме мужчины или детей. Видимо, ее предшественница была тоже одинока. Не зря же такой маленький дом, в одну комнату. Порой он напоминал клетку, но уютную и теплую. И отчего-то нравился даже больше, чем родная квартира, которую так спешно продала и ведь даже не жалела. Все счастливые воспоминания на самом деле с ней, а там, в той каменной клети, она уже не помнила ничего хорошего. Одни страдания и слезы.
А хорошее, оно все-таки было…
10
В тот же вечер к ней в общежитие заявилась одна из педагогов. Молодая, задорная, улыбчивая. Принесла старую полуторалитровую кастрюльку и ковшик, пластмассовую дорожную кружку, ложку, нож. Дала советы по поводу житья, объяснила, где находится рынок, и у кого можно купить старье. Недорогое, но на первое время ей хватит. Пожелала удачи.
Словно очнувшись, Люда наконец-то начала осознавать, что ей теперь предстоит не просто справиться, а выжить. Без всего. И денег, которые она стащила у матери на первое время, хватит ли. На что их потратить? На постель? На еду? На тетради?
В первый раз за долгое – долгое время она, сев на кровать, расплакалась. От отчаяния. Потому что совершенно не понимала, что делать. Поужинала хлебом. На общей кухне накипятила воды в ковше. Ржавой, из-под крана. Очень даже похоже на чай. А потом уснула крепким сном на голом матрасе, прикрывшись тоненьким коротким зеленым покрывалом. Настолько замызганным, что было неприятно прикасаться. Да она и спала одетая, все еще боясь, что кто-то придет ночью…
В общежитии, по просьбе завуча, нашли комплект постельного белья, выдали. Хотя оно тут было на крайний случай. Но, видимо, у Людки и был такой. Еще комендант притащила сумку, сказала, что собрали всем коллективом. В ней геркулес, маргарин, морковь, картошка, соль. Вари. Учись. Выживай. Постоянно помогать не будут.
Людка экономила. Картошку мыла, варила в кожуре, потом чистила, резала и кидала в геркулесовый суп. В конце добавляла маленькую крупинку маргарина. Суп был противным, отчего-то пах мышами, но с голодухи она съедала его не глядя.
11
На рынок сходила и, к счастью, нашла там подработку. Случайно. Пока бродила между овощных рядов, высматривая подпорченные продукты под прилавками, чтобы потом, как все уйдут, их успеть поднять до дворника.
Заговорила с ней одна из торговок. Тучная, с большими бровями, кривым носом и зычным голосом.
– Девонька, поди сюда.
Людка дернулась, оглянулась неуверенно, ища глазами того, кого могли бы еще позвать. Но в проходе между рядами топталась она одна. Робко направилась к женщине, все ещё недоумевая, зачем она ей понадобилась.
– Ты, смотрю, тут частая гостья. Местная, наверное? А я вот приезжая, не знаю еще толком никого. У меня дом на Заречной. С большими теплицами, видела может? – Людка кивнула. Видела. И слышала о том, что поставили их по весне всего за неделю. Что было диковинкой. Она и сама несколько раз проходила мимо, чтобы посмотреть на высокие стеклянные крыши, представляя себе, что это волшебные замки.
А торговка уже во всю описывала прелесть предлагаемой работы – всего-то ежедневно полоть грядки, выкидывать траву и рыхлить междурядья. Не весь день, нет. Только после обеда, когда она сама возвращается с рынка. А платить будет исправно, вечером. И ей бы работницу, ну хотя бы такую вот шуструю, как Людка. Не поможет ли с поиском?
На работу она, конечно, пошла сама, все равно больше никого не знала. А упускать такую возможность не хотелось. Труд был нелегким, хозяйка та еще самодурка, но Людка терпела. Полола, таскала тяжелые мешки с травой, рыхлила жирную землю аккуратно, боясь повредить корешки растений. Не дай бог, завянут. Попадет.
Хозяйка платила каждый день, хоть и мало. Но иногда давала пару скрюченных горьких огурцов или начинающие темнеть от парши помидоры. И даже в конце месяца выдала пол-литра подсолнечного пахучего масла, пакетик белых длинных семечек и тандырную горячую лепешку, щедро присыпанную тмином.
"Вместо премии. Привет из солнечного Узбекистана."
Людка домой, в общежитие, практически бежала, крепко сжимая сверток с подарками. Счастливая, захлебывалась слюной от аромата, исходящего от свежей лепехи. Сама она ела только второсортный кислый хлеб. Самый дешевый. Подсушивала его и грызла сухарями. Так он был приемлем на вкус и не портился.
На входе ее остановила вахтерша. Обрадовала.
" Скоро к тебе подселят соседку. Не будет скучно. Приберись."
Людка, немного опешив от новости, по пути в комнату захватила ведро и тряпку из кладовки. Пыль она и так протирала ежедневно. Та лезла сквозь огромные щели в окнах, как ошалелая, покрывая все вокруг ровным серым слоем. А полы стоит вымыть. Посвежее будет.
Гостинцы отложила. Побежала набирать воды. Навела порядок, хотя собственно помещение было практически пустым. Натерла полы, хорошо заливая пыльные щели между крашенными досками. И только потом, полюбовавшись на свежую и прибранную комнату, села за стол. Долго наслаждалась узорчатым выдавленным в середине цветком на лепешке. Затем налила в тарелку, на самое донышко, лужицу душистого, тягучего, словно мед, подсолнечного масла. Отщипывая кусочки хлеба, макала их в янтарную жидкость и клала на язык, рассасывала, жмурясь от удовольствия, и только потом медленно разжевывала и глотала. Необыкновенно вкусно!