Когда уйдешь

Кёяма Валерия

«Они даже не понимают какое это счастье спокойно спать в своей постели, когда ночью у тебя дома нет посторонних людей. Когда пьяная мать не заставляет тебя уходить в морозную ночь только потому что ты мешаешь быть ей наедине с каким-нибудь мерзким человеком, которого ты видишь впервые. Какое счастье чувствовать себя в безопасности и не бояться завтрашнего дня. Для них это данность, а не дар. Им даже в голову не приходит, что может быть как-то иначе. Какой же счастливой и благодарной была бы я если бы мне досталась хоть толика той беспечности и юношеской радости жизни, которой обладают они…»

Что

касается Виолетты создавалось впечатление, что ее ничего в этой жизни всерьез не волновало. Когда ее маме повезло выйти замуж за состоятельного человека, все думали, что она уйдет с этой «шараги», однако этого не произошло. Напротив, ее почему-то стали волновать оценки, и она почти перестала пропускать занятия и приходить ко второй или третье паре, что в начале года случалось с ней довольно часто. Теперь она постоянно подмазывалась к Лели, чтобы та давала ей списывать математику, в которой всегда соображала лучше остальных. Никогда не получалось ей отказать, но ощущение при этом было такое, словно у нее забрали последний глоток воды –то единственное преимущество, которым она обладала.

Она подходила к воротам колледжа с тяжелыми мыслями, которые не вывертел бы даже самый сильный ветер. Хотя вчера, казалось, вместе с ним улетело большинство переживаний, оставив ее одну на коротеньком маминой диванчике, укрытой колючим пледом, холодных серых стен, дрожащих стекол, ветки, бившейся в окно и шумевших со стороны шоссе машин. Было только это и она. Леля даже задремала на четверть часа, пока не почувствовала на своих лодыжках прикосновения грубых рук и не подорвалась на ноги как ошпаренная кипятком. Ей тогда как раз снилось, что она сидит на том же диване, на котором уснула. Сидит и строчит что-то в тетради. Как же важно было ей написать нечто известное ей одной. Важно настолько, что она до сих пор чувствовала отчаяние от того, что ее разбудили. Помнила ту необходимость не останавливаться и писать, писать, писать.

У ворот как всегда стояла толпа девушек и парней, любивших покурить на переменах. Проходя мимо них, Леля знала наверняка, что звонок уже прозвенел, однако никто не спешил идти на занятия. Она закрыла нос рукой, с закатанным рукавом колючего синего свитера, который седел на ней немного мешковато. И не удивительно, ведь его ей отдали, как и большую часть вещей, лежавших в ее массивном желтом шкафу, со сломанными дверцами.

Одним из самых мерзких запахов, который вызывал в ней чувство тошноты был запах табачного дыма. Она его не выносила. С ним мог бы сравниться разве, что запах ее квартиры, который обдает ее первые секунды, после свежего морозного воздуха или кислый запах газа от старой плиты. И все эти «благовония» по воли судьбы ей приходилось вдыхать каждый день.

У фасада здания росли пышные ели. Кто-то крикнул ее оттуда и Леля замерла, как будто в нее бросили чем-то тяжелым по голове. Или раздавили, как ползущего по стене таракана, что она даже не заметила с какой стороны на нее надвигался тапок. От таких вещей ей всегда становилось очень тревожно. Осознание того, что ничего страшного не произошло пришло к ней через полминуты. За это время успел прозвенеть чей-то смех.

– Рослякова! – звал ее Стас – Ну ты чего?

Она повернулась и увидела справа от себя старосту

их группы в компании двух девочек. Все трое держали в руках сигареты. Стас внимательно смотрел на нее и улыбался.

– Подойди на пару слов, Рослякова. Да не бойся ты, буквально на минутку – добавил он, видя, как она мешкается и бросает взгляд с него на крыльцо.

– Ладно… – прошептала она и сделала на встречу семь шагов, оставив между ними шага три, чтобы не вдыхать ядовитый дым, которого ей хватало и дома. Она озадаченно смотрела на Стаса внизу-вверх, ожидая, что он ей скажет. Улыбка медленно сползла с его лица, когда она подошла ближе, и он обеспокоенно спросил:

– Ты чего?

– Я –чего? – переспросила Леля и ее лицо стало еще грустнее, хоть она этого даже и не заметила.

– Да. Я еще ничего не сказал, а ты уже собралась плакать.

– Да ладно тебе, Стас, тупица – прыснула Вероника – У нее всегда такое лицо. Как у Добби из Гарри Поттера. Помните домовика?

– Ха! Точно – посмеялась Соня – девочка с короткими ярко-розовыми волосами и розовыми от природы губками-бантиками. Одета она была как кукла – короткая кожаная юбка в обтяжку и оранжевая футболка с короткими рукавами, в которой под тенью деревьев ей должно было быть прохладно – А я все думаю, кого она мне напоминает.

Стас с обожанием на нее посмотрел, после чего перевел взгляд назад на Лелю. Теперь в нем не осталось ни следа тревоги. Ему льстило то, что Соня посмеялась. В общем-то это и была цель всех шуток, которые он отпускал.

– Слушай, Рослякова – продолжил парень – Ты только не обижайся, ладно? Я все хотел спросить откуда у тебя такая фамилия, а? С виду третий класс. Ну серьезно, зато Рослякова. Как так получилось?

На секунду ему показалось, что она сейчас расплачется, и он успел пожалеть, что все же решился задать ей этот вопрос. Но задрожавшая губа на ее лице поползла вверх, а не вниз. И если бы не ее исключительно невинный и беззащитный вид, он мог бы поклясться, что ее лицо исказила чистая, смешанная с отвращением злоба.

– Ты просто не видел моего дядю…

– Твоего дядю? –посмеялся Стас – А кто он?

– Ну если я домовой эльф, то мой дядя Хагрид.

В памяти вспыхнул образ тучного бородатого человека, который встречал их с мамой с поезда в лесополосе. Поначалу он показался ей очень страшным, но как оказалось, ее дядя-великан обладал мягким и дружелюбным нравом, чего нельзя сказать об его сестре… У них была одна фамилия так как ее мама никогда не выходила замуж, и кто ее отец Леля могла лишь догадываться. Но то, что фамилия Рослякова была в ее роду не случайно, сомневаться не приходилось. Несмотря на то, что на ней от этой фамилии осталось одно название.

Соня и Вероника громко захохотали. Стас слегка улыбнулся.

– Да. А ты прикольная. Но не потому что мелкая и странно одеваешься. Ты прикольно говоришь, как-то необычно. Чаще всего, конечно, молчишь. Но когда говоришь всегда смешно. Вы замечали?

– А еще она в математике шарит! – выпуска дым, добавила Вероника.

– Да, да. Я это заметил. Слушай, Рослякова. Ты не обидишься если я кое что сделаю?

Не успела она ответить, как Стас подошел к ней и сняв со своей головы черную кепку, натянул ей на голову.