Когда время становится круглым
Шрифт:
– Кто тут победитель, хотелось бы знать, - бросила ироничный взгляд на Спецназа Сплетница.
Спецназ нахмурился.
– В Горячке можете купаться, пока налысо не облезете, а перчатку прошу оставить в покое.
– Но это не я, это люди придумали! Полагается же!
– с возмущением и обидой в голосе воскликнул Турист.
– Полагается? Но это - вещдок, - остался непреклонен Спецназ.
– Ну и ладно, - пожала плечами Обжора и придвинула перчатку поближе к Спецназу.
– Была бы хоть съедобная...
– Кстати, о Горячке, - обратилась персонально к Спецназу Сплетница.
– Ты хоть раз
Спецназу возразить было нечего. Плохой он глава семейства. Да и глава ли вообще? Ни жильём достойным, ни пропитанием, необходимым молодым растущим организмам, обеспечить детей оказался не способен. Фактически всё на матери щенков, на хрупких её плечах... Ну, не таких уж и хрупких, конечно. На нешироких, правильнее сказать. Фигура у неё такая в соответствии с конституцией.
Но всё равно он, как бы это помягче выразиться, ну, подлец, что ли. Правда, не вследствие преступного легкомыслия и безответственности подлец и негодяй он, а в силу терзающей его душу тревоги за состояние дел на атомной станции. Вроде бы, раз прогнали - собирай манатки и уматывай. Держаться, что ли, до конца, как вши за кожух? Рыба ищет, где глубже, а собака - где лучше. Но как оставить станцию на начальника охраны Капралова и прочих отвечающих за безопасность функционирования её?
Дунул некий злокозненный ветерок из какого-то начальственного кабинета - они взяли и выгнали Спецназа и его команду с территории вон. Ну ладно бы, сами исполняли бы служебные обязанности должным образом. Так ведь этого нет. Забор-заборище, пропускная система, видеонаблюдение... И все спокойны и в ус не дуют. А тот же оператор видеонаблюдения больше спит, чем на мониторы смотрит, - Спецназ тому свидетель. Ладонями подопрёт подбородок и улетает в царство снов. Про променады охранников по дорожкам и аллеям охраняемой территории и совсем говорить не хочется - ничего не видят, ничего не слышат, а обоняние так и вообще на нуле.
А теперь эта ситуация с Тараканом. Нет, он, Спецназ, не оставит объект, пока не предотвратит глобальную катастрофу и не изловит террориста. "Граница на замке - ключ в карман" - девиз пограничников. А он сейчас, действительно, скорее пограничник, чем какой-нибудь сторож или вертухай.
НАДО ВО ЧТО-ТО ВЕРИТЬ
Предатель, внимательно поглядывая по сторонам, бежал по Эм-3. В полусотне шагов от кустов рябины он остановился и прислушался. Если Таракан, которого он недавно опять встретил на холме, оставил свой мотоцикл на том же самом месте, то можно провернуть одно дело, очень даже интересное. Подленькое такое дельце.
А почему бы и нет? Он встал на этот путь, сознательно сделав выбор. И жизнь эта, которая постоянно на адреналине, ему до некоторой степени даже нравилась. Такой вот партизан-единоличник. Или герой-одиночка. Так, пожалуй, лучше звучит. Именно герой. А потому что он особенный. Если и не с рождения, то уж, во всяком случае, с того момента, когда все его братья погибли, а он остался жить и радоваться жизни.
Ну, положим, радости было не так уж и много. Но, однако же, и не без того. В юности он, как ему теперь казалось,
Мотоцикл Таракана снова оказался за кустами рябины, в зарослях малинника. Что ж, прекрасно. Где тут у нас что? Шланг бензопровода? Ха, самое то. И вкус бензина... Нет, не вкус, конечно. Запах! Запах бензина ему всегда нравился. И когда с дальнобойщиками по стране колесил, и когда при гараже проживал - всегда этот запах воодушевлял и делал жизнь более многоцветной.
Потом Предатель бежал в сторону деревни и любовался придорожными видами. Беспечно бежал, беспечно любовался. А это не преступление, это намного хуже. Ошибка. Не имел он права позволять себе расслабляться.
Однако осознал Предатель это слишком поздно. Фашисту даже преследовать его не пришлось. Ну а как? Нос к носу столкнулись. И Фашист сразу так рыкнул на него, что задние ноги Предателя сами собой подогнулись, и он сел, чувствительно прищемив хвост, оказавшийся между копчиком его и ребристым камнем неизвестной породы, случайно подвернувшимся.
Или не случайно, ибо всё в этом мире взаимосвязано. И все наши импульсы, все эманации, как светлые, так и тёмные, будучи отправлены в замкнутое пространство не такой чтобы и в самом деле огромной вселенной, возвращаются в исходную точку, усиленные многократно.
Многократно, но, порой, не окончательно. Будет день, как говорится, будет и пища. И Лежебока, завидев приближающихся к Эрвэпэдэ Предателя и Фашиста, поднялась на ноги и торжествующе улыбнулась. А до этой минуты она, прикрыв глаза, дремала, лёжа в кузове ГАЗ-66, насквозь проржавевшего, вросшего лишёнными колёс ступицами в землю и с полуразрушенными деревянными бортами.
Предатель, прихрамывая, бежал впереди, то да потому оглядываясь на следующего за ним по пятам Фашиста.
– Давай-давай!
– покрикивал Фашист.
– Отпусти, Фашист!
– молил Предатель, стремясь всячески замедлить бег.
– Захотелось пожить почему-то. И вообще, зачем мы сюда? Таракан нас очень не любит.
– Кхе! Нашёл, - удовлетворённо проговорила Лежебока и крикнула: - Молодец, Фашист! Типа, слава героям, да?
– Народ где?
– задал вопрос Лежебоке Фашист, остановившись около кузова ГАЗ-66.
Лежебока с недоброй улыбкой осмотрела Предателя, затравленно зыркавшего по сторонам, и объявила:
– Я его сама разберу на шейку, рёбрышки и филейную часть. Столько лет при кухне. Где этого зверя добыл?
Фашист улёгся на травку и с удовольствием потянулся.
– Рябинки помнишь? Как раз в том районе на дорогу выскочил. Зови остальных. Устроим щас что-нибудь вроде ку-клукс-клана. Слыхал про такое?
– обернулся он к Предателю.
– Не надо у людей плохому учиться, - нахмурился Предатель.
– Кстати, ты из чьих будешь?
– задал ему вопрос Фашист.
– Ты же не то лиса, не то шакал.
Предатель вскинул голову и с вызовом произнёс:
– Неважно. Наполеон тоже был невысокого роста, а до сих пор его помнят и не забывают. И вы меня будете помнить до самого последнего мига своей жизнёшки.