Когда выпадает снег
Шрифт:
- Ты вообще когда-нибудь моешься? – спросила я.
Он смутился и шмыгнул носом.
- Когда прихожу домой, моюсь, - угрюмо ответил он.
Я промолчала. Наверное, он ждал, что я спрошу, что у него там творится в семье, думаю, он даже рассказал бы мне. Возможно, рассказал бы то, что никому и никогда не рассказывал. Но я не хотела быть доброй, это была бы ложь.
Я кивнула и вышла из арки.
- Слушай, погоди, - он догнал меня.
Из носа у меня, как назло лилось. Я достала платок и высморкалась. Потом посмотрела на него. Брови у него срастались
- Пока, - сказала я.
- Ты позвонишь? – спросил он.
- Может быть. Да и вообще, наверное, пересечёмся. Ты ведь здесь постоянно ошиваешься? – добавила я намеренно грубо.
- А ты? – в ответ спросил он.
Я не ответила, просто развернулась и ушла.
Я снова шла по Арбату и теперь была одна. Меня знобило. Трясло. Перед глазами раз за разом вставала эта «сцена на снегу». Лицо этого Паши. Я сто раз видела такое в фильмах про волков: рычанье, поскуливание, лязг зубов, вставшие дыбом загривки и поджатые хвосты. Меня бросало в дрожь от отвращения и стыда, потому что поджатый хвост в этой сцене был у меня.
Наверняка, Антон нашёл их и уже ползал на брюхе, чтобы они приняли его обратно.
Я шла и думала: может быть, надо было ударить Пашу этого, и я ненавидела себя за эту неспособность мгновенно оценить агрессию и отреагировать. Наверное, нужно было. Я не боялась того, что он просто сметёт меня или вышибет дух одним ударом. Это было бы не так унизительно. В общем-то, мне было плевать на то, что последовало бы за этим. Девчонки вечно обливают обидчика словесным поносом вместо того, чтобы честно врезать, не мараясь, и это выглядит жалко. В общем, не страх боли меня останавливал. Просто я слегка тормознутая. Только потом понимаю, что нужно было просто врезать.
Так же, как тогда, в школе, с Горшковым.
Я чуть не взвыла от досады. Прямо в стену башкой, с разбегу, врезалась бы, до того ненавидела себя в эту минуту.
На Новом Арбате мигание витрин уже замутилось сумерками, громко звучала музыка. Я побродила немного по торговому центру среди дорогущих магазинов, но, кажется, по моему внешнему виду было слишком заметно, что денег у меня нет, потому что продавщицы и охранники косились на меня неприязненно. Я вышла обратно на проспект.
Встречных лиц было уже не различить. Темнело быстро, и, когда я дошла до реки, меня будто обступила ночь. Горящая огнями, и всё-таки, будто бы, глухая и тёмная.
Я поднялась на мост. Ледяной ветер наверху едва не сбил меня с ног. Я дошла до середины моста, перегнулась через перила и посмотрела вниз. Река начала покрываться зеленоватыми льдинами, снег падал в воду и таял. Я отклонилась назад и с размаху плюнула вниз. Засунув руки в карманы и дрожа от холода, смотрела, как мой плевок летит и исчезает в чёрной воде.
Свистел
Я постаралась перейти в тревожный режим, нужно было как следует испугаться, но не чувствовала ничего кроме усталости, и желания, чтобы он просто убрался с дороги и дал мне пройти. Наверное, это был тот момент, когда спать хочется больше, чем жить.
Человек на тротуаре покачнулся. Посмотрел на меня. Заговорил он так тихо, что я едва услышала его.
- Холодно, - сказал он.
Я кивнула. Ждала, что он будет делать дальше
- Ты замерзла, - наконец, сказал он.
- А вы нет? – спросила я.
Он не ответил. Лицо его было в тени, и я никак не могла разглядеть его. Я ещё раз оценила ширину тротуара, и снова вышло, что его не обойти.
Меня начала бить дрожь.
- Слушайте, я пойду, а то мне еще далеко идти, - сказала я, замёрзшие губы плохо меня слушались.
Он кивнул, но не отошел с дороги.
- Пешком идешь? – спросил он.
У меня стучали зубы, и я снова только кивнула.
- Поздно уже.
- Да не очень, вроде, - возразила я, но снова не получила ответа.
- Не волнуется никто, - сказал он.
Не думая, почти не слушая его уже, я кивнула снова.
Кажется, он улыбнулся, мне стало по-настоящему стрёмно.
Я подышала на руки, пытаясь хоть немного согреться и одновременно прикидывая, можно ли обойти его по проезжей части. Ещё раз подышала на скрюченные багровые пальцы. Он смотрел на меня и не уходил с дороги, и я не решалась бежать.
- Я там живу, - сказал он. – Наверху.
Кивком головы он указал куда-то на другую сторону реки. Я посмотрела и тут же вернулась взглядом к нему.
- Оттуда всё видно, - он покачнулся, но устоял на ногах. Меня он словно и не видел больше.
Я подула на окостеневшие пальцы, потом приложила ладонь ко рту и попыталась согреть нос.
– Я видел, как люди прыгают, - сообщил он. Это прозвучало как-то очень интимно, будто он чем-то поделился со мной.
Я посмотрела на него. Он был сумасшедшим, это теперь было ясно.
Он сделал шаг к чугунным перилам, положил на них руки. Я заметила, наконец, что он одет очень легко, но, кажется, не мёрзнет.
- На лёд прыгать больно. Наверное, - добавил он и кивнул на изломанную полоску черной воды внизу.
Я оторвала взгляд от его фигуры и глянула вниз. На чёрную поверхность падали пуховые снежинки и таяли.
- Ты спрыгнуть хотела? – спросил он вдруг, и сделал шаг ко мне.
Я оттолкнула его руку и юркнула мимо него на проезжую часть.
Навстречу мне неслись машины. На одеревеневших ногах я пробежала несколько метров, и только тогда решилась оглянуться. Он за мной не бежал. Стоял у парапета и, кажется, смотрел мне вслед, хотя разглядеть что-либо из-за метели было невозможно. Я перевела дух и вернулась на тротуар. Кажется, он не собирался меня преследовать.