Когда выпадает снег
Шрифт:
Будь я пьянее, я, может быть, и пошла бы на трассу ловить машину, но знаю я прекрасно, чем такое заканчивается – и это в лучшем случае, если на кусочки не покромсают.
Я вдохнула поглубже, готовясь к долгой-долгой прогулке, и пошла.
Странно, но я была даже рада, что всё так вышло, было жалко лишь рюкзак. Я не чувствовала ничего, кроме облегчения. Я и не осознавала, насколько тошно мне было в этой квартире, пока не вырвалась из неё; меньше всего мне хотелось ночевать там и видеть с утра их уродливые рожи. А теперь к утру, или, в крайнем случае, к полудню я могла быть уже дома. И запереть дверь на ключ, и нормально лечь спать.
Оставалось только идти.
Когда идешь, всё просто, не надо общаться с теми, кто тебе противен, не надо ни под кого подлаживаться, надо просто идти, и это было по мне, это было то, с чем я могла справиться.
Не знаю, сколько я шла. Мне показалось, что очень долго.
Наверное, временами я шла с закрытыми глазами, потому что в какой-то момент я открыла их и увидела бродячих собак, штук пять или шесть, они высыпали из дыры в бетонном заборе – вдоль этого бесконечного забора я шла, мне казалось, очень давно. Они не лаяли, окружали меня молча, и это было страшнее. Я принялась швырять в них глыбами льда с обочины, наклонялась, поднимала и швыряла, поднимала и швыряла, должно быть, тоже молча, - и хотя я, кажется, ни разу не попала ни в одну из них, наконец, они нехотя, глядя на меня с каким-то молчаливым и недобрым сожалением, отступили, одна за другой потрусили прочь.
Почти тут же я закрыла глаза снова, чтобы понапрасну не тратить силы, и снова пошла вперёд.
Последний хмель вышел из меня, и я чувствовала опустошение. Теперь хотелось только залечь в берлогу, забиться в самый дальний угол, закрыть глаза и просто заснуть. И чтобы меня никто не трогал.
Через какое-то время – наверное, была середина ночи, - стало очень холодно. Холод забрался под одежду, я не чувствовала своих ног, рук, лица, но была настолько утомлена, что плохо осознавала всё это. На ходу я тёрла варежками нос и щеки, но почти не чувствовала грубое царапанье шерсти.
Я шла и шла, временами спотыкалась. В какой-то момент я подняла голову и поняла, что уже не так темно, как было раньше. В конце проспекта, за домами, небо начало светлеть, тьма вокруг посерела и выцвела. Никаких заборов больше не было. Я словно медленно выплывала из этой ночи. События в той квартире отодвинулись, казалось, на тысячу лет назад, и на меня навалилась смертельная усталость. Я прикрыла глаза и пошла снова. Движение было – жизнь. Снег и снег был под ногами, теперь, в предутреннем свете, от его белизны до тошноты ломило глаза; бесконечная дорога развертывалась из-под моих ног.
Когда я подняла голову в следующий раз, по дороге, подрагивая и скрипя, проехал пустой троллейбус, освещенный жёлтым изнутри.
Я бросилась бежать. Я летела, не чувствуя своего тела, на лёгких и мягких, будто не своих, ногах. Но даже на бегу моё сознание, казалось, работало мигающими вспышками. Троллейбус стоял на остановке и ждал меня с раскрытой передней дверью. Я поднырнула под турникет и рухнула на одно из пустых передних сидений, почти наощупь переползая на место ближе к окну. Кажется, последнее, что я увидела прежде, чем отключилась, было расплывающееся лицо водителя в зеркале; с минуту я ждала, что он не тронется, пока я не оплачу проезд или не уберусь из салона. Но потом двери захлопнулись, я почувствовала мягкий толчок, и троллейбус поехал.
Не просыпаясь, я чувствовала, как рядом на сиденье садились люди, потом оно снова пустело - тогда становилось холоднее. Потом на соседнее место втиснулось что-то массивное,
Троллейбус стоял с распахнутыми дверями, должно быть, уже давно, выстудив салон. За окном в рассветной полумгле горела красная буква над входом в метро, и виднелись ворота ещё не работающего рынка. Громыхали телеги. Кое-как, хохлясь и дрожа, я поднялась с сидения и пошла к выходу, ноги затекли и плохо меня слушались. Краем глаза я видела водителя, наблюдающего за мной в зеркало. Я всё ещё смутно боялась, что он сейчас не выпустит меня, попытается заставить платить за проезд, вызовет контролёров или милицию, - но водитель сидел, не шелохнувшись.
Должно быть, этот человек спас мне жизнь, но в тот момент у меня не было сил думать об этом. Я скатилась по ступенькам и, не оглядываясь, пошла к метро.
Под ногами хлюпала разъезженная снежная каша, мне на встречу из перехода рвался сырой промозглый ветер. Метро уже работало.
Прижавшись к чьей-то спине на турникетах, я проскользнула внутрь. Как я ехала в метро, как делала пересадки, поднималась и спускалась по лестницам, как садилась в вагоны, я не помню. Верный автопилот, помощник усталых и истерзанных, нёс меня домой.
В коридор нашей квартиры лился утренний свет из кухни – и это было последнее, что я помнила.
8.Страх
Когда я проснулась, в квартире висела тишина. В комнате были сумерки, и всё говорило о том, что уже вечер.
Я послонялась по квартире, сварила себе кофе. Голова болела, и от кофе меня чуть не вывернуло, я вылила остатки в раковину и попила воды.
Мать с утра не ворвалась ко мне, чтобы выяснить, где я была, и это немного меня тревожило. Я не помнила, кто открыл мне дверь, вообще не помнила, как добралась до дома. Смутно помнила только белый-белый неистоптанный снег под ногами и нависающие сверху тяжёлые заснеженные ветки деревьев, скрадывающие свет и заглушающие звуки. Должно быть, это уже было в наших дворах. А потом этот свет из кухни.
Теперь тишина в квартире казалась гнетущей. Я включила телевизор, через какое-то время зажгла свет. Приближался час, когда мать обычно возвращалась с работы.
Я прижалась к стеклу щекой и какое-то время смотрела на угол дома, из-за которого она обычно появлялась. Что ей сказать про школу, я не знала.
Я подошла к столу, наугад раскрыла учебник, полистала, закрыла его.
Я подумала: может быть, я ещё смогла бы всех догнать? Нужно было позвонить кому-нибудь из одноклассников. Мысль вспыхнула, и я ухватилась за неё. Но кому было звонить? Раньше я всегда звонила Юльке, и, кажется, не могла придумать, кому звонить теперь вместо неё. Я сунулась в стол, разом выдвинула все ящики. Я искала старые записные книжки, бумажки с номерами телефонов, хоть что-нибудь. Ничего не было. Я потёрла ладонями лицо, пытаясь собраться с мыслями. Снова посмотрела на часы. Мать уже должна была прийти. Я оставила ящики стола в беспорядке и принялась бесцельно ходить по квартире.