Когда вырастают дети
Шрифт:
Как же мало иногда человеку надо, чтобы почувствовать краткий миг счастья! Душа приняла с чаем блаженство тепла, руки согрелись о горячие бока чашки. Из нее поднимался сладкий пар, с краю уютно свисал хвостик чайного пакетика. Чьи-то глаза расплывчато и дружелюбно мерцали напротив. «Замерзла?» Голос низкий, с приятной, не простудной хрипотцой.
Рядом звенели о чем-то знакомые голоса. Женя оглянулась: за соседним столиком сидели пятеро одноклассников – троица «богатырей» и Кислицына с Сорокиной. Запивали чаем пирожные. Юля увидела Женю, обрадовалась и подвинулась,
– Жень, иди к нам, мы с Надей «ответ» Чехову сочиняем! Поможешь?
Женя засмеялась:
– У мужчин классификация короткая: от четырнадцати до двадцати – пиво, потом – водка.
Сорокина затрепетала ресницами «Макс-фактор»:
– Мы рассматриваем мужчин с точки зрения косметики.
«Мужчины от 16 до 20 – пудры и румяна: то бледнеют, то краснеют. От 20 до 25 – тушь для ресниц: обещают быть пушистыми, но липнут и щиплются», – прочла Женя на листке.
– Это я еще в школе придумала, – гордо сказала Кислицына.
– А дальше?
– Дальше опыта не хватило.
– Шелковникова, по-твоему, опытная? Она же целоваться не умеет, – Дмитриевский почему-то хулигански подмигнул Сорокиной, и на круглый лоб Нади набежали некрасивые морщинки. Только она открыла рот, как Шишкин воскликнул:
– Есть идея инсценировать к Новому году «Евгения Онегина»!
Надя осталась с открытым ртом.
– Теперь я понял, отчего мне всегда казалось, что «идея» – производное от слова «идиотство», – заумничал было Дмитриевский, но Юля его перебила:
– Браво, Миша!
И Гладков одобрил:
– Зачет.
Глаза Дмитриевского посерьезнели, а губы недоверчиво скривились:
– Фанфик, что ли? Типа продолжение – «Онегин вернулся, Татьяна опять влюблена»?
– Зачем? – удивился Шишкин. – Все по роману плюс немного других пушкинских стихов. Вшестером отрепетируем и выступим на вечере. Ты же с нами, Женя?
Она неопределенно пожала плечами. Ленский дома ей надоел.
– Почему обязательно Пушкин?
– По нему легко писать, – пояснил Шишкин. – Стихи даже к рэпу подгоняются.
– Кто будет этим заниматься? – Гладков задал вопрос для проформы. Из всей компании к драматургическому труду годился разве что Дмитриевский, и то с натяжкой.
– Я, – застенчиво улыбнулся Шишкин, сияя глазами. – Уже написал.
– Ху из ху в твоем произведении? – нарушил Дмитриевский паузу, полную общего изумления. – Надеюсь, я не какой-нибудь Пустяков?
– Не кокетничай, Саня, – одернула Сорокина. – Ты Онегин, ты! Больше некому.
Девчонки засобирались. Женя с тоской посмотрела в окно: не прибавили ей настроения ни задумка Шишкина порадовать Ирину Захаровну, ни эти лебяжьи сугробы, обнявшие дворы зимнего города. Какие восторги, какая эстетика у самого неприятного из времен года! Холод за дверью ждал, когда Женя помчится короткими перебежками от угла до угла, как ежик в тумане, – домой, домой…
Юля сунула в сумку листок с началом косметической классификации мужчин.
– «Ответ» сегодня досочиняю. Сестра подскажет, опыта у нее куча.
– Отправь мне вечером на «мыло», – попросила Сорокина.
– И мне для
– Всем отправлю, – пообещала Кислицына. – Но это же так, шутка юмора. Вот Мишино предложение – суперский супер! Если спектакль получится, Ирэн мне за полугодие, может, четверку на пять исправит.
– Где будем репетировать? – спохватился Гладков.
Проводить репетиции в школе было негде и невозможно – сюрприз бы сразу накрылся. После недолгих споров решили собраться завтра, за два часа до уроков, в недостроенном здании за Новогодним парком.
Хорошо, что Женя живет в одном дворе с мальчишками. Она шла не одна, и холод остерегся тотчас взять ее в плен. Крался по пятам и подслушивал: говорили о нем. То есть о русских морозах, на которые жаловались немецкие ветераны Великой Отечественной. В мемуарах гитлеровцы завидовали советским солдатам, одетым в тулупы и валенки. Женя тоже не отказалась бы сейчас от неэстетичных, зато очень теплых тулупа и валенок.
Шишкин обнаружил специфические познания в области бронетехники: оказывается, в сильные морозы механизмы и двигатели с воздушным охлаждением остывали в наших танках, и машины останавливались. Ночами экипажам приходилось поддерживать костры в вырытых под танками ямах, иначе эти ходячие холодильники к утру бы не завелись.
Мальчишек хлебом не корми – дай поболтать о войне. Правда, о нынешней службе в армии они невысокого мнения. В классе чуть ли не каждый голову ломает, как бы от нее откосить. А Шишкин сообщил, что после школы пойдет отдавать солдатский долг Родине. Отслужит, и только тогда поступит в строительный. Не демонстративно сказал, просто так. На общем фоне прохладного отношения к дымам отечества Шишкин выглядит попаданцем из 40-х и, кажется, не догадывается о своей несовременности.
Гладков промолчал, Дмитриевский непонятно хмыкнул. Ну, он-то наверняка отмажется. Жаль, ему бы пошла военная форма…
На вопрос: «Что такое Родина?» у людей нет точного ответа, а языка перелетных птиц, у которых чувство родины развито лучше всего, люди не понимают. Но Родина – с большой буквы и маленькой – определенно необходима человеку, чтобы ощущать уверенность в себе. Если по-честному, побольше бы в государстве таких Шишкиных.
По железным горкам детской площадки катались румяные дети. Ребятне мороз нипочем. Женя попыталась вспомнить, зябла ли она в детстве. Не получилось. Может, ее тогда грела забота бабушки, и родители больше любили? Говорят, что любовь – греет…
Дом встретил безлюдной враждебностью распахнутых в пустоту комнат. Увидев в зеркале прихожей лицо с покрасневшим носом, Женя пропела: «Где же ты, моя Лимпопо?» Зеркальная поверхность затуманилась от дыхания, и лицо рассердилось. Возможно, на войне низкие температуры предпочтительны для победы над врагом, но не в мирное время и не в квартире! Ртутная стрелка домашнего термометра застыла у отметки 14, в плюсе затаилась сентябрьская осень… Кран в кухне безнадежно плакал. Патриотизм в Жене выстудился в два счета: ей срочно захотелось попросить климатического убежища в любой южной стране без сантехнических проблем.