Когда взорвется газ?
Шрифт:
— Есть, Константин Маркович! Разрешите идти?
— Идите. И помните: сейчас от этого, как его… Черепахина, очень многое зависит…
Огромный красно-белый дворец был окружен высоким кирпичным забором и охранялся не хуже, чем резиденция президента Тучки. Сейчас у ворот стояли три запыленных машины с крымскими номерами, которые находились под внимательным контролем нескольких автоматчиков. А руководитель приезжих беседовал в доме с хозяином.
— Нужны снайпер, минер и с десяток «быков» — автоматчики, пистолетчики… —
Никакой путаницы фамилий тут не было: говорил Али Ханыков по прозвищу Хан, а слушал Рашид Ханыков по прозвищу Кнут — его родной брат, который по срочному вызову всю ночь гнал в Киев из Судака.
— Пятерых я привез, пацаны серьезные, не на размен, — ответил Кнут. — Толян вполне может за снайпера сработать… Винторез с оптикой есть?
— Есть, — кивнул Хан.
— Значит, прямо сейчас можем начинать. А взрывника и мясо на размен я сейчас вызвоню. К вечеру приедут.
Они были похожи, как близнецы: узкий разрез глаз, приплюснутые носы, узкие губы, гладкие черные волосы. На самом деле Хан был старше на два года.
— И чего ты не хочешь сюда переехать? — улыбнувшись, спросил старший брат. — Был бы у меня правой рукой — вон как у тебя все четко отработано!
— Ты же не хочешь переезжать ко мне и бороться за крымско-татарскую автономию, — в свою очередь заметил младший.
— Да, каждый на своем месте — это лучше, — согласился Хан. — Во всяком случае, когда мои люди прячутся, лучше места, чем у тебя, не найдешь!
— Это точно, — довольно засмеялся Кнут. — Сейчас у нас огромные поселки и власть туда не суется! Скоро мы заберем свои исконные земли!
— Ты и так их забрал. Сколько у тебя кафешек, гостиниц, заправок? Или мало?
— Конечно, мало, брат! Дедушка Сулейман недаром говорил: «Человек — это животное, которое никогда не наедается!» Но он считал, что каждому достаточно шатра, лепешки, куска сыра или мяса… С тех пор много воды утекло, все изменилось… Кто сейчас довольствуется лепешкой?
Хан махнул рукой.
— Тебе надо было стать философом, а не… бизнесменом! Значит так: ты живи у меня, твоих людей разместят на нашей базе. Завтра мои бойцы развезут их по «точкам». А снайпера оставим, возможно, удастся сегодня подловить этого пса…
Рашид покачал головой.
— Мне лучше быть с моими людьми.
— Перестань, брат! — обиделся Али. — Останься, отдохнем, поговорим! Мы редко видимся, это неправильно. Дедушка Сулейман такого бы не одобрил…
Кнут задумался, но потом махнул рукой:
— Ладно, пусть так и будет. Пойдем, я им скажу…
— Чего зря ноги бить? Позвони. А мои бойцы их сопроводят куда надо…
Рашид криво усмехнулся.
— Они так не уедут. Если не увидят меня, то перебьют всех и сожгут дом…
Али покачал головой.
— Дом я недавно построил. Лучше выйди на веранду и скажи им все сам…
Кнут отодвинул большую стеклянную дверь, проклеенную пулестойкой пленкой, подошел к перилам, гортанно крикнул на родном языке, чтобы все, кроме Толяна, уезжали. И вдруг упал навзничь,
Хан подумал, что брат оступился, и бросился было на помощь, но тут же заметил, что под головой Рашида расплывается кровавое пятно, и замер, будто наткнулся на прозрачную стену. Настороженно мечущийся взгляд остановился на маленьком кусочке металла, пробившем стекло и повисшем в растянутой защитной пленке, как запутавшийся в паутине шмель. Снайпер! Он во весь рост упал на пол, разбив губы и подбородок.
— Огонь! Стреляйте, идиоты! Убейте эту суку! — истерически кричал Хан, размазывая кровь по лицу.
Степан настолько спокойно вывел закованного в наручники Черепахина средь бела дня на улицу, что наблюдавший за подъездом Дмитрий Петрович решил: журналист арестован. И хотя конвоир был мало похож на оперативника, а водитель, посадивший Ивана в видавший виды черный «Форд», — еще меньше, это не изменило первого впечатления: в последнее время милиционеры все чаще похожи на бандитов, а бандиты — на милиционеров.
Всполошенный Дмитрий Петрович стал звонить Шишлову, тот не отвечал, наконец удалось соединиться с Кариной.
— Быстро возвращайтесь, — выслушав, приказала та. — Как бы и вас не упаковали! Будем из Москвы разбираться!
Два раза повторять не потребовалось — через двадцать минут «Волга» с московскими номерами выкатилась из города и взяла курс на север.
А Черепахина привезли в уже знакомый спортивнооздоровительный комплекс под терриконами закрывшейся шахты Глубокая. На этот раз его завели не в банный отсек, а в большой кабинет, обставленный дорогой мебелью, явно не вязавшейся с убогостью здания, плесенью в углах вестибюля и неистребимым запахом сырости из-под пола.
Развалившись в глубоком кожаном кресле, Семиног прихлебывал виски из наполненного льдом коньячного бокала. Напротив, через низкий полированный столик, в таком же кресле сидел незнакомый человечек с крысиным лицом и тонкими, крысиными усиками. Перед ним тоже стоял наполненный бокал, но он к нему не притрагивался.
— Добегался, Черепок? — криво улыбнулся Семиног и, отставив свой бокал, поднялся ему навстречу.
— Ну, расскажи, как ты Ужа и Михайлу завалил? — Он подошел вплотную. В круглых, заплывших глазках плескалась ненависть. — И куда трупы спрятал? Мы ребяток даже похоронить с почетом не смогли… У нас так не принято!
— Как бы я их… завалил? — Иван с трудом произнес слово, которое никогда не присутствовало в его лексиконе. — Я…
Сильный удар сбил его с ног.
— Сейчас за все ответишь, сука! — прошипел Семиног, с трудом беря себя в руки. — Но вначале нашему старшему другу кое-что расскажешь…
— Да я просто убегал! А они за мной гнались и в террикон провалились, — с надрывом сказал Черепахин. Руки у него были скованы за спиной, и сесть удалось только с третьей попытки.
— А мои ребята куда делись? — внезапно спросил крысоподобный незнакомец. — Бобон с Коляшей? Тоже в террикон провалились?