Когда зацветают подснежники
Шрифт:
Весна донесла вместе с запахами пробуждающейся земли и гневный рокот пробудившихся земледельцев. Поднималась крестьянская Русь.
Нет, нельзя забиваться в норы, отгородиться от поверхности, прекратить легальную работу, как этого требуют маловеры. Подполье не уйдет. Нужно только сохранить типографию
Сухорученко только восстал ото сна. И просто смешно вести серьезный разговор, когда собеседник никак не может найти рубашку, скачет на одной ноге, надевая брюки.
— Ну куда же, каналья, задевалась эта рубаха?
К великому своему конфузу, Мирон обнаружил, что преспокойно сидит на ней. И надо разводить утюг. А утюга, конечно, нет, нужно клянчить у соседей. Ладно, и так сойдет.
Стук в дверь.
— Глянь-ка, кто там…
Но Мирон не успел дойти до двери — она раскрылась, пропустив в комнату невысокого плотного человека. Вид у него живописный — поддевка с оборками, приказчичий картуз с суконным козырьком, подбородок чисто выбрит, рыжие охотнорядские усы лихо закручены кверху и придают лицу пришельца какой-то задорный вид. И глаза со смешинкой.
— Долго спите, батенька!
Сухорученко, хитро сощурившись, критически осматривает нового гостя. Мирону даже показалось, что он сделал движение, словно хотел поправить картуз. И Мирон понял — приказчик свой, просто конспирирует И, надо заметить, удачно. Придраться не к чему, вот только голос и еще картавость.
Сухорученко меж тем заторопился. Предлагает перенести разговор о типографии на другое время.
— Продолжайте, продолжайте, я не буду мешать.
— Мы о типографии на Лесной. Вот Мирон хочет ее прикончить…
— Не
Приказчик живо интересуется состоянием дел в «кавказском магазине».
И Соколов понимает — собеседник прекрасно осведомлен обо всем. И его заботит не то, что типография будет закрыта, а то, как сохранить все это хозяйство на всякий случай.
— Есть арендованный торговый склад…
— А квартира? Ведь ей цены нет.
И о квартире знает. Теперь уже Мирон адресует свои доводы к этому человеку с рыжими усами.
— Надо поселить в квартире кого-либо из своих, открыть мастерскую, что ли. Все дешевле, чем магазин.
— Что ж, это почти хорошо. Но надо помнить, только пока!
Гость встает, снимает картуз, протягивает руку.
— Я пошел, вы не опаздывайте!
Надевает картуз и уходит. А Мирон стоит с раскрытым ртом. Сухорученко хохочет. Он понимает, что Соколов заметил огромную пролысину гостя, когда тот снимал картуз. А она так не подходит к молодому лицу и залихватским рыжим усам.
Но Соколов уже вновь собран, деловит.
— Как же все-таки решим?
— А чего решать, когда все уже решено.
И нужно работать.
Потом еще будут аресты. «Бутырки». Сибирский этап.
Будет и Октябрь.
Потом Мирон напишет чудесную книгу воспоминаний.
Но это потом. А пока первая русская революция 1905—1907 годов продолжается.