Когда зависть переходит в стадию ненависти
Шрифт:
Первый странный момент во всей этой истории то, что самая ранняя публикация "Дневник для трибунала" Сациты Асуевой, вдруг, будто по мановению волшебной палочки, исчезает с интернет-сайтов. Что это может означать?
Думаю, всё предельно ясно. Видимо, автор (авторы) лично удалила данную публикацию, или, по её просьбе удалили. А вот, к чему такая необходимость и для каких целей - это уже совсем другое дело.
По-моему, перед последующими публикациями негативного характера, видеть первую публикацию с положительным содержанием, было бы весьма даже нежелательно. Поэтому, для подстраховки, её надо было срочно убрать, что и было заблаговременно сделано.
Возможно,
Теперь могу проанализировать данный текст и показать читателям противоречивость и несостоятельность многих обвинений к Полине Жеребцовой.
При желании читателей смогу выставить весь текст первой статьи Сациты Асуевой, чтобы желающие воочию увидели его.
Для некоторой ясности картины, хочу привести несколько выдержек из статьи "Дневник для трибунала", которая была написана Сацитой Асуевой (совместно с дочерью Лаурой (Лолитой)) три года назад.
Вот несколько моментов, что, на мой взгляд, следует обратить особое внимание:
"В объятый пламенем Грозный присутствующих переносит проникновенный голос французской актрисы Агнес Адам, озвучивающей выдержки из недавно опубликованной во Франции книги Полины Жеребцовой "Чеченский дневник". Идёт презентация.
В президиуме, рядом с Полиной, редактор парижского издательства Луи Дюмулен (Louis Dumoulin) и переводчик Андрей Лёгкий. Замерший зал жадно вслушивается в каждое слово писательницы. Всмотревшись в черты этой молодой женщины, не утратившими ещё как-будто своей трогательной детской припухлости, в ней легко узнать ребёнка, оказавшегося в центре беспрецедентной по своей жестокости войны и записывающего день за днём, час за часом, окружающий её ужас.
Дневник Полины Жеребцовой - это неопровержимое доказательство целенаправленного истребления российскими военными мирного населения чеченской столицы. Уникальная ценность "Чеченского дневника" заключается в его беспримерной, бесстрашной правдивости. Полина не отступает от этого правила даже в отношении себя. Рассказывая об эпидемии массового мародёрства, охватившего Грозный, она не забывает упомянуть и о своём, первом и последнем, неудачном опыте...
Эти откровения демонстрируют реалистичность событий в их суровой действительности, без прикрас и домыслов. И если сегодня во всём постсоветском пространстве и Европе знают о преступлениях против человечности в ЧРИ, то это благодаря и ей, у которой хватило силы и мужества, чтобы донести до широких масс те злодеяния, которым стала свидетелем, и громко заявить о необходимости международного трибунала над теми, кто эти преступления совершил.
Полина - это одна из тех сорока трёх тысяч убитых и пятнадцати тысяч ослеплённых и покалеченных сверстников, не говоря уже о трёхста тысячах лишённых жизни взрослых, чудом оставшаяся в живых. Она говорит от их имени. От имени тех, кто уже не может говорить сам. Она не может позволить себе молчать. Это её миссия. Её священный долг. А тем, что в жилах этой женщины-воина течёт кровь многих народов, в том числе русской и чеченской, Всевышний словно напоминает всем нам, что у истины, отваги и благородства нет национальности..."
А вот как Сацита Асуева писала в той же статье о Анатолии Павловиче Жеребцове: "С особой теплотой Полина вспоминала на встрече о своём дедушке ("лучшем в мире!") по материнской линии А.П.Жеребцове, сыгравшем неоценимую роль в её становлении.
"Анатолий Павлович пришёл к нам на республиканское телевидение, когда мне было столько, сколько Полине сейчас. Работал в своё время в редакции газеты в Ростове-на-Дону, ещё в период культа личности Сталина.
Несмотря на разницу в возрасте, к Анатолию Павловичу постоянно тянулась студийная молодёжь, особенно ребята из киноцеха, которые часто собирались у него дома. Он был необыкновенно интересным собеседником.
Полине было всего 9, когда, в 1994 г., этот достойный человек погиб на больничной койке, в больнице ?1 по улице Первомайской, после операции язвы желудка, под градом бомб, обрушенным российскими "демократами" на мирное население. Из-за непрекращающихся боёв близкие целую неделю не могли его похоронить."
Теперь взглянем на то, что Сацита Асуева пишет в 2016-м году.
Вот первые строки из статьи "Единожды солгавший...": "Читая рассказы Полины Жеребцовой о своём происхождении, я натолкнулась на ряд, мягко говоря, несоответствий, значительная часть которых касается её деда, который пришёл на чечено-ингушское телевидение, когда я проработала там уже более десятка лет. "Жеребцов Анатолий Павлович говорил и писал на шести языках", - сообщает Полина. На самом деле Анатолий Павлович Жеребцов говорил на одном языке, русском, и за всё время пребывания на телевидении не написал ни строчки. Что касается десяти тысяч томов домашней библиотеки, сгоревших, якобы, в ходе чеченской войны, я оставляю это на совести автора. Придя на телевидение то ли в конце 70-х, то ли в начале 80-х, он ушёл на пенсию в начале 90-х. Так что арифметика очевидная: об упомянутых Жеребцовой 25-ти годах работы речи идти не может. В подчинении А.П. Жеребцова, вопреки утверждениям его внучки, никогда не было ни съёмочной группы, ни отдельно взятого индивидуума. Он был скромным ассистентом кинооператора с окладом в 80 рублей."
Сацита Асуева пишет, что натолкнулась "на ряд несоответствий" у Жеребцовой. Интересно, а как понимать многие несоответствия в её доводах, якобы разоблачающих "ложь" у Полины?!
К примеру, в первой статье Сацита пишет, что "Анатолий Павлович пришёл к нам на республиканское телевидение, когда мне было столько, сколько Полине сейчас.", а вот в этой, она пишет, что он пришёл на телевидение "то ли в конце 70-х, то ли в начале 80-х" (кстати, точно она не знает), "когда я проработала там уже более десятка лет". Так, стоп-стоп! Тут уже надо немножко обмозговать. Итак, путём несложных расчётов, выясняем следующее: в конце сентября 2013 года, в момент их встречи, Полине было 28 лет, то есть, ровно столько было и Саците (это с её слов), когда её дед устроился к ним на работу. Но, что интересно, со слов Сациты, она "проработала там уже более десятка лет". Если вычислим из 27,5 - 28 лет её возраста "более десятка лет", то выходит, что она устроилась на телевидение, когда ей было всего 17, а может и меньше лет. Странно, как она сумела совмещать учёбу за школьной партой с работой на телевидении и, как её в таком возрасте туда приняли!? Какая-та нестыковка получа!
ется.
По поводу знания шести языков Анатолия Павловича, Сацита Асуева пишет, что он говорил только на одном русском. Интересно, а на каком он должен был с ними говорить? Не мог же он с ними говорить на иностранных языках, ведь они тоже кроме русского ничего не понимали! Человек по своей скромности не считал нужным извещать об этом посторонних, а вот родственники, допускаю, об этом вполне могли знать. В этом вопросе доводы Асуевой звучат не очень убедительно.
Сомневается Асуева даже в том, что у человека была большая домашняя библиотека. Если бы она была вхожа в его квартиру и собственными глазами хоть раз видела внутреннее состояние его жилища и библиотеку, то можно было бы разделить её сомнения. Не зная истинное состояние дел, как можно утверждать обратное и обвинять другого в фальсификации фактов.