Когда жизнь на виду
Шрифт:
— Что, Андрюха, душа линяет? — спрашивает Григорьев.
Мы с Андреем смеемся.
— Ну и грубый ты, Толя, — отмечает Андрей.
— Женился бы ты, Анатоль, что ли, — говорю я, пользуясь случаем. — Считай, уже полгода, как вы с Маринкой знакомы. Куда еще тянуть.
Григорьев смеется.
— А что, — продолжаю я, — она рядом с тобой чувствует себя дамой, а это приятнее, чем чувствовать себя женщиной. У тебя же, вон, мышление обострилось, несвойственная доброта иногда проглядывает. Качественный скачок. Мы с Андреем будем в гости ходить к вам, чтобы «погреться
— Размечтались, — останавливает меня Анатоль весело. — При современной изощренности женских желаний только идиот может позволить подарить кому-то себя и больше ничего. Современный брак — это слияние двух независимых фирм с родителями-служащими, а не праздник страждущих, но голых душ на обломках одиночества, как ты думаешь.
Это он может, вот так сформулировать, не отнимешь. Андрей смеется. Вот он-то за бодрым тоном резких суждений Григорьева, пожалуй что, ничего и не видит. А там явно сквозит сожаление, которое я очень ценю, и тем не менее спорить с Толей трудно, потому что много еще чего в жизни не проверено.
— Ты, конечно, дальновидный политик, — говорю я. — Но я надеюсь, что ты не отрицаешь исходных моментов…
— Нет, — прерывает он меня, — я просто не считаю их основными. Кстати, ты не мог бы достать метров пятьдесят кабеля для проводки?
— А где я их возьму, пятьдесят метров?
— Поговори с мужиками, может, найдут где.
— А ты сам что не поговоришь?
— Ты же ближе к производству, а у меня и знакомых подходящих нет.
— А зачем тебе кабель?
— Для школы, где Маринкина сестра работает. Им освещение в подвале делать надо.
— Я поспрашиваю, но ничего не обещаю.
— Да, ты попробуй достать, Алексей. Марина говорит, что очень нужно.
Мы замолкаем. Денисов повернулся и глубоко вздохнул, как перед прыжком. Где-то хлопает дверь. Я засыпаю не сразу. Ночью мне снились шахматы и тяжелые раздумья над каким-то ходом.
Утром подхожу к своему начальнику участка.
— Алексей Петрович, дело тут у меня возникло, мне не с кем даже посоветоваться.
— Что ты хотел? Выкладывай, — говорит он мрачно. Только что кончилось совещание, и я, кажется, не вовремя вылез со своим делом.
— Мне нужно пятьдесят метров кабеля для проводки в подвале.
— Ты что, смеешься? Где я тебе возьму? Да и не время сейчас этим заниматься, каждая минута на счету. Вы мне цех остановите с такой работой. — Он поморщился.
— Вы меня не поняли, Алексей Петрович, — говорю я внятно, чтобы дать ему сосредоточиться. — Кабель мне нужен, так сказать, для дома, для семьи. Я и пришел посоветоваться, где бы его попросить.
Начальство любит, когда с ним советуются не приспособленные к жизни товарищи. Мой Тимохин тоже всего лишь человек, поэтому сразу смягчается.
— Надо, значит надо, — устало говорит он, что-то соображая.
Затем берет трубку: «Коля? Здорово. Алексей… Как «ничего»? Ничего… Слушай, тут от меня
— Иди, — говорит мне Тимохин. — Я звонил начальнику участка электриков Мартынову. Знаешь, где он сидит?
— Знаю.
— Скажешь, что тебе нужно. До обеда управишься?
— Может, потом? Срочная работа вроде.
— Ничего, ничего, — по-отечески хлопает меня по плечу Тимохин. — Справимся. Надо, значит надо.
— Спасибо, Петрович. Я постараюсь побыстрее.
Полчаса добираюсь до электриков.
— Если просить что пришел, то зря. У нас ничего лишнего нет, — весело встречает меня в дверях Мартынов. Я подсаживаюсь к столу.
— Николай Ильич, нам вот кабель нужно, — говорю я неуверенно. — Проводка в подвале сгорела, сырость.
— Ну, дорогой, — он откидывается в кресле и расслабляется облегченно. — У меня все бытовки в третьем цехе в темноте стоят, кабеля нет. Это же дефицит… Вот что, — он оживляется, — зайди в следующем квартале, кабель мы заказывали, должен поступить. Так и передай Петровичу. Ясно? В следующем квартале. Привет.
Он протягивает руку, уже уткнувшись в бумаги, я жму и оглядываюсь беспомощно на машинистку. Та тоже смотрит на меня и нехорошо улыбается. Ее короткий, густо накрученный волос, невыгодно подчеркивает крупные черты ее лица. «Чтоб ты совсем полысела, ведьма», — ругаюсь я про себя и не спеша иду к дверям. Если мне совсем недавно было все равно, достану я кабель или нет, то теперь вот такая концовка моего вояжа меня несколько удручала.
— Слушай, — вдруг останавливает меня Мартынов, оторвавшись от бумаг, — а зачем вам кабель для проводки? По-моему, вы за другую работу зарплату получаете?
— Понимаете, кабель нужен не для работы, а мне лично.
— А сколько?
— Метров пятьдесят.
— Ну, ты артист, — смеется Мартынов, — что же ты мне сразу не сказал? Садись.
Я опять сажусь к столу и мельком бросаю взгляд на машинистку. Та с серьезным видом правит свои бумаги. Все встало на свои места. Я уже не смешон, потому, что я вроде как деловой человек. У меня же вместо маленького огорчения появляются чувства, похожие на надежду. Но я опять думаю, что в принципе это неважно, достану кабель или нет.
Мартынов берет трубку: «Вадя, это опять я. Тут понимаешь какое дело… Да нет, товарищ к тебе придет, помочь надо… Что?.. Ладно, ладно, сделаю… Давно обещал?.. Теперь сделаю… Ну все, привет».
— Это мастер монтажников Родин, — он тычет пальцем в телефон, затем объясняет, где его искать. — Кстати, вы спирт получили?
— Да, вроде.
— Это хорошо. Теперь с Тимохиным я договорюсь. Привет. — Он потирает руки.
Монтажники обитают в вызывающем жалость вагончике, который, однако, внутри оказывается отлично обставленным и по-деловому обжитым. Стены оклеены обоями, которых почти не видать из-за огромного количества плакатов, графиков, шкафчиков, календарей. Я жду в тепле и чистоте, пока Родин переругивается со всеми абонентами, которых он знает. Во мне начинает расти нетерпение.