Когда жизнь на виду

Шабанов Владимир Александрович

В аэропорту тихо и безлюдно. Редкие пассажиры и встречающие переговариваются негромко, сидя в мягких креслах. Мы со Слободсковым тоже сидим и смотрим на летное поле, где стоят два лайнера. Чуть в стороне на подставке лежит разобранный вертолет, и пассажиры, выходя на посадку, частенько и с тревогой посматривают на него. Он мешает им верить. Психология.

Мы поджидаем знакомую Семена, которую ни он, ни мы никогда не видели. Слободскова я пригласил с собой за компанию, чтобы не было скучно. Ему все равно делать нечего, и я уже отвык что-либо предпринимать

в одиночку. Новая привычка. Только среди людей я чувствую себя спокойно, работаю я или читаю только в сопровождении радио, магнитофона, шума разговора и движения вокруг. В противном случае мне чего-то не хватает, и я не могу сосредоточиться. Раньше все было наоборот.

— Как там Тамара Ивановна себя чувствует? — спрашиваю я Валерку.

— Нормально, — говорит он, думая о своем. Аэропорт всегда располагает посмотреть на свое житие-бытие как бы с высоты птичьего полета и, что называется, подбить бабки.

— Вчера Вику видел, — навожу я Слободскова на нужный разговор. — Первая поздоровалась.

— Ты насчет Антона интересуешься? — спрашивает Валера. — Когда я появился в поле зрения Тамары, она была на стадии раздумий. Мы побеседовали с ней раза два, не больше. Только, говорит, я взялась за него как следует, он сразу распался и заныл. Ноет и ноет.

— Заноешь тут, — смеюсь я.

— Как ты, говорит, образовался возле меня, я сразу поняла, что с Антоном мне будет жить скучно. Но и на таких, как я, видишь ли, у нее уже нет времени.

— Ты что же, настолько ясен, что совсем не нужно времени, чтобы в тебе разобраться?

— Это мой принцип. С женщинами я стараюсь быть ясным. Предельно. Особенно, когда все ясно мне.

— Это верно, — соглашаюсь я с удовольствием. — Сам не люблю, когда спекулируют серьезными вещами и выставляют на продажу все без разбора. Однако гнусная она все-таки бестия. Человек ведь женат, а для нее это так, чепуха.

— Нечего было самому дурака валять, — говорит Слободсков. — Ладно, все в порядке. Я сказал, чтобы она оставила его в покое.

— Ну и что? Она тебя послушает?

— Обязательно, а куда она денется? — Он опять смотрит в окно, где самолет начинает выходить на взлетную полосу. — Все, — добавляет он. — Я не хочу больше об этом говорить.

— Что-то я тебя не узнаю.

— Пойдем покурим, — предлагает Слободсков и встает. Мы выходим на улицу.

— Интересное дело, Серега. Раньше я жил по вдохновению, что ли, или, как говорят классики, страстями. А в данном случае никаких симпатий у меня особых не было и мне пришлось играть самого себя. И что же я увидел? — он смеется и машет рукой. — Ты как-нибудь попробуй сыграть самого себя. Очень полезное дело, как в зеркало на себя смотришь.

Я молча курю и искоса поглядываю на Валеру. Мне хочется его обнять, но он того никогда не узнает. Вот так жизнь и учит: на крутых виражах, куда мы выходим не сбавляя скорости по молодости лет.

Мы прислушиваемся к металлическому голосу диспетчера. Наш самолет идет на посадку.

Пока лайнер выруливает на стоянку и глушит двигатели, мы с Валерой стоим за изгородью, глазеем на искусственную вьюгу и переступаем с ноги на ногу. Декабрь. Ветер холодный и нам все равно, какого он направления: от этого он приятней не становится. Трап, как

обычно, подавать не спешат, чтобы мы немножко поостыли перед теплой встречей.

Наконец, появляются пассажиры. Чемоданы раздают тут же, и получившие проходят в здание аэропорта поодиночке. Мы пробираемся к нужной двери и смотрим на входящих. Все появляются помятые нездоровым сном, но довольные. Чуть ли не последней открывает дверь девушка с двумя чемоданами, и Валера толкает меня в бок. Она проходит в здание и останавливается посередине. Мы следуем за черной шубкой, заходим спереди и на культурном расстоянии с интересом разглядываем девушку.

Сходство ее с фотографией весьма отдаленное: она, как говорится, выросла, из нее. Лицо очень приятное. Может быть, потому, что она из других, чем мы со Слободсковым, мест. Возможно, в тех местах, откуда она родом, таких лиц множество, но здесь она — неожиданность.

Анна делает вид, что не замечает двух молодых людей, и оглядывается по сторонам. Мы подходим к ней.

— Девушка, вы не нас ждете? — спрашивает Слободсков.

— К сожалению, мальчики, не вас, — улыбается она.

Улыбка у нее очень хороша, и я чувствую, что Валера про себя тоже взвешивает каждый ее жест.

— К сожалению, не нас, — огорчаюсь я.

— Вы здорово-то не сожалейте, — заявляет Слободсков, — мы ведь пока еще не ушли.

Да, способный Слободсков парень, думаю я. Мы стоим втроем и оглядываемся по сторонам.

— Не тот вон? — показываю я на пузо в кресле.

— Нет, не тот, — смеется она.

Затем следует идиотский разговор насчет ревнивого мужа, неблагодарного приятеля и, наконец, мне все это надоедает. Я достаю фотографию и на расстоянии показываю ее девушке. Та вдруг становится серьезной, затем удивленной, затем смущенной и протягивает руку. Но я сразу убираю фото в карман. Так, на всякий случай, мало ли что.

— Мне очень неприятно вас огорчать, но встречаем вас именно мы, — говорю я.

— А где же Семен Николаевич?

— Он очень сильно хворает, — поясняет Слободсков. — Так что, Аннушка, давайте-ка мы вам подсобим.

Девушка удивленно хмыкает, Валера берет оба чемодана, и мы идем к выходу.

— Дай, — говорю я, — мне-то один, ты, сутулый эгоист.

Слободсков на ходу взвешивает чемоданы и тот, что побольше, отдает мне. Анна смеется. Мы выходим на улицу и идем к стоянке такси. В этом городе с такси все благополучно, поэтому мы сразу загружаемся. Девушка, в нерешительности, но Валера объясняет, что Семен дал денег и просил довезти именно на такси, чтобы все было, как надо. Мол, Семен, — это очень хорошо замаскированный фирмач.

— Вы знаете хоть, куда ехать-то? — спрашиваю я. Анна достает из сумочки адрес и мы знакомим с ним водителя.

По дороге выясняется, что девушка будет работать в вычислительном центре программистом. Слободсков бросает реплики самого смачного содержания, но Анна до конца их не воспринимает. Как и то, впрочем, что говорю я, хотя и говорю по делу. Душа у нее пока не на месте. Она волнуется, а иначе и быть не может.

Мы добираемся до общежития семейных, и Анне там выделяют место. Втаскиваем чемоданы на третий этаж и прощаемся. Девушка, уже успокоившись, смотрит на нас более внимательно.