Когда жизнь на виду

Шабанов Владимир Александрович

Уходя, я оглядываюсь и запоминаю номер комнаты — 36. Глянув на всякий случай на Валерку, я ловлю его взгляд, также скользящий по двери, отмеченной несложным номером.

В пультовой шумно, но лишних людей здесь нет. Через несколько минут начнется научный эксперимент, который готовился давно. Ответственность, лежащая на нас, приглушает интерес к событиям. Мы отвечаем за жизнь людей, за вложенные в науку государственные средства, за судьбу нашего научного направления и еще много чего. Всякая наука — это передовой край человеческой мысли,

и сознание этого несколько ласкает наши натянутые нервы.

Столы стоят в ряд. Перед нами щит оператора и несколько пультов. Техника красива, глаз не оторвать. Видно, что с ней работали на совесть. На щите и пультах сотни лампочек ясно выделяются в искусственно созданном небольшом полумраке. Это разноцветие сигнализации притягивает к себе уставшие взгляды, но нам сейчас не до любования.

За пультом нашей службы сидит Валера Слободсков. Он прирожденный оператор. У нас есть еще немного времени. Слободсков иногда оглядывается, и я вижу его спокойное и ясное лицо. И все-таки он тоже волнуется.

Я мысленно прощупываю нашу систему в поисках слабых мест. Приборы у нас есть сложные, капризные. Все они были проверены несколько раз вместе с привязанной к ним автоматикой. Но, как известно, от неожиданностей никто не застрахован.

Руководитель эксперимента Гончаров Виктор Иванович следит за приборами на щите оператора. Собственно, эксперимент уже начался. Вспомогательное оборудование на восемьдесят процентов в работе. Все ждут пуска основной установки. К Гончарову время от времени подходят его коллеги по науке с вопросами. Но так как многих вопросов к этому этапу эксперимента быть уже не должно, то ответы его порой выглядят кратко и ясно:

— Посажу!

Никого он еще не посадил, но слышать это весьма неприятно.

Вдруг я замечаю, что взгляд Гончарова упирается в один из приборов на щите. Наш руководитель стоит к нам спиной и энергично машет кулаком. Один прибор не определяет качества всего процесса в целом. Поэтому Виктор Иванович смотрит на другие приборы и соображает.

На этой фазе эксперимента еще можно ходить по операторной, и я подхожу к щиту. Наше дело — приборы и автоматика, но технологию мы должны знать в обязательном порядке. Прибор, заинтересовавший Гончарова, сейчас должен показывать расход, а его нет.

Начальник нашей службы Орлов занят бумагами, и я, чтобы что-то делать, негромко звоню моим ребятам, которые сидят в безопасном месте, ожидая моих указаний.

— Все на месте? — спрашиваю я Колю Малышева.

— Все. Ну как там дела? — волнуется он.

— Да тут вот… — начинаю я.

— Подожди, Серега, кажется, Милеева нет, — говорит Малышев.

— А где он?

— Не знаю. Только что здесь был.

Я кладу трубку, мне становится жарко. Посылать людей на поиски Милеева я не имею права. Во-первых, их уже ни в какое помещение не пустят газоспасатели. Во-вторых, в случае аварии…

Додумываю я второй вариант уже на ходу. Выхожу из операторной и бегу в помещение, где находится датчик злосчастного расхода. Почему я бегу туда, мне пока самому не ясно. Но я знаю, что на данной стадии эксперимента в этом помещении минут через

десять находиться будет очень опасно. Надежда на то, что Милеев там, очень слабая. Если его там нет, я хоть взгляну на неисправный датчик, а затем придется останавливать долгожданный эксперимент. Это уже скандал.

Добегаю до конца коридора. За углом пост газоспасателей. Дальше могут не пустить. Останавливаюсь, чтобы отдышаться, и прислушиваюсь. Все тихо. Осторожно выглядываю. Поперек коридора повешена веревка с предостерегающими плакатами. Газоспасатели куда-то удалились, и я быстро проскальзываю мимо поста. Прошло, примерно, минуты две. Добегаю до помещения и открываю дверь. Бледный Милеев с каплей на носу лихорадочно откручивает вентиль дифманометра.

Павел смотрит на меня, затем на часы. Ай да Милеев, все по времени рассчитал. Молодец, слов нет. Сознательно, значит, пришел, обдумав, а не под влиянием скоротечных возвышенных чувств. И тем не менее, несмотря на неожиданно проявленную надежность и элемент деловитости, все это дурно пахнет. Павел берет с полки ключи, открывает вентиль до отказа и идет мне навстречу.

— Быстро отсюда! — резко говорю я.

— Все в порядке, Серега, все нормально, — говорит он радостно.

— Ты почему здесь? — спрашиваю я Милеева.

— Дифманометр вчера меняли, а подключить забыли.

— Как меняли?

— Поставили с другой шкалой.

— Интересно, а почему я не знаю?

— Дел было много, — пожимает Павлик плечами. — Орлов, кстати, в курсе.

Мы выходим из помещения и закрываем дверь. Мне повезло, Милеев нашелся, живой и здоровый. Скандала тоже не будет. Несомненно, Милеев совершил поступок, но я все же зол на него. Чисто по-человечески для Милеева все это очень важно, да и не для него одного. Очень хочется иметь дело, ради которого можно рисковать жизнью. Ну, а с точки зрения делового, зрелого подхода, все это глупость и преступление, единственное оправдание которому — наша молодость. Я говорю наша, потому что сам поступил не лучше Милеева.

Я сменный инженер и для Павлика какой-никакой начальник. Раздетая правда, которую я ему должен бы сейчас выложить, смотрелась бы так: ты, парень, потенциально обязан быть готовым к подвигу, но делать его не надо. Твоя задача — доложить кому надо, а уж мы подумаем, что и как лучше организовать. И пошлем мы устранять ошибку или неисправность скорее всего не тебя, а человека, более осторожного и более толкового. А ты в это время будешь сидеть в безопасном месте, утешаясь чистой совестью, и смотреть со всем миром на дела других, которые уверенно и толково прибирают жизнь к рукам.

От этой правды мне самому становится муторно. Поэтому я иду и молчу, запутавшись окончательно.

— Откуда, голубчики? — встречают нас газоспасатели на посту.

Один из них расставляет руки, как будто хочет нас обнять. У него суровый вид, но он немного толстоват.

— Не шуми, Миша. Все в порядке, — говорю я и отвожу его руку.

— Меня Юра зовут.

— Извини, брат, думал, что Миша.

— Вот видишь, ты ошибся, — мы стоим почти вплотную и смотрим друг на друга.