Коглин
Шрифт:
Она вывела его из кабинета в гостиную, куда как раз входили женщины, держа в оттянутых тяжестью руках пишущие машинки. Половина — цветные, другая половина — белые, по большей части студентки, в основном из богатых семейств, и эти последние поглядывали на Лютера с некоторой опаской и еще с кое-каким чувством, о котором ему сейчас не хотелось слишком уж задумываться.
— Девочки, проходите и берите с собой телефонный справочник.
— А чего мы хочем с ним делать, миссис Жидро?
Миссис Жидро строго взглянула на девушку:
— Что мы, Регина, хотим с ним делать, Регина.
— Что мы хотим с ним делать, миссис Жидро? — запинаясь,
Миссис Жидро улыбнулась Лютеру:
— Мы разделим его на двенадцать частей, девочки, а затем перепечатаем заново.
Полицейские, которые могли передвигаться самостоятельно, добрались до 9-го участка, и там санитары занялись ими. Уходя с площади, Дэнни видел, как водители «скорой» швыряют Натана Бишопа и пятерых других покалеченных демонстрантов в фургон: так рыбу кидают на лед. Потом они захлопнули дверцы и укатили.
В участке Дэнни промыли и зашили плечо и дали мешочек со льдом для глаза, хотя было, пожалуй, уже поздновато. Выяснилось, что полдюжины копов, решивших было, что они в полном порядке, заблуждались, и теперь им помогали подняться по лестнице и выйти на улицу, где их забирали «скорые» и увозили в Массачусетскую больницу. Явилась группа из отдела снабжения с новой формой, но капитан Вэнс с некоторым смущением объявил, что стоимость формы, как всегда, вычтут у них из зарплаты, но он попробует добиться единовременной скидки, учитывая сложившиеся обстоятельства.
Потом на возвышение поднялся лейтенант Эдди Маккенна. На шее у него виднелась рана, промытая и обработанная, но не забинтованная, и его воротник, когда-то белый, почернел от крови. Заговорил он чуть ли не шепотом, и сидевшие подались вперед на своих складных стульях.
— Сегодня мы потеряли одного из наших, ребята. Истинного полисмена, копа из копов. Нам будет его не хватать. Его будет не хватать всему нашему миру. — Он опустил голову. — Сегодня они забрали одного из наших, но они не отняли у нас честь. — Он посмотрел на них немигающим взором, глаза у него стали холодные и ясные. — Не отняли нашу честь. Не отняли наше мужество. Они лишь отняли одного из наших братьев… Сегодня вечером мы вернемся. Мы с капитаном Вэнсом поведем вас. Мы будем разыскивать четырех человек. Это Луис Фраина, Вышек Олавский, Петр Раздоров и Луиджи Бронкона. У нас есть фотоснимки Фраины и Олавского, а также рисованные портреты двух других. Мы сокрушим нашего общего врага без всякого снисхождения. Все вы знаете, как этот враг выглядит. Они носят форму — такую же заметную, как наша. У нас — голубая форма, у них — грубая одежда, бороденка и круглая шапочка на голове. И глаза их блестят фанатическим блеском. Мы выйдем на эти улицы и вернем их себе. — Он обвел взглядом помещение. — В этом не может быть никаких сомнений. У нас нет сомнений, у нас есть лишь решимость. — Он оглядел собравшихся. — Сегодня вечером, братья, не существует чинов и званий. Сегодня не существует различий между патрульным-первогодком и тем, кто уже двадцать лет носит золотой значок. Ибо сегодня всех нас сплотили багрянец нашей пролитой крови и синева нашего профессионального облачения. И помните, мы, солдаты. Как сказал поэт: «Путник, пойди возвести нашим гражданам, что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли» . [74] Пусть это станет для вас благословением, ребята. Вашим боевым кличем.
74
Из эпитафии Симонида Кеосского на могиле греков, погибших в сражении с персами при Фермопилах (480 до н. э.). Перевод Г. Стратановского.
Он сошел с трибуны, отдал честь, и все как один повскакали с мест и тоже отсалютовали ему. Еще утром их переполнял
Глава двадцать седьмая
Когда первая команда полицейских появилась в дверях редакции «Революционной эпохи», Луис Фраина уже поджидал их вместе с двумя адвокатами. Ему надели наручники, вывели наружу и усадили в фургон; адвокаты поехали с ним.
К этому времени вечерние газеты уже разлетелись по городу; возмущение утренним нападением на полицию нарастало по мере того, как фонари на улицах наливались желтым. Отряд, в который кроме Дэнни входили еще девятнадцать сотрудников полиции, высадился на углу Уоррен-стрит и Сент-Джеймс-авеню; командовавший операцией сержант Стэн Биллапс приказал им рассредоточиться группами по четыре человека. Дэнни прошел несколько кварталов на юг по Уоррен-стрит вместе с Мэттом Марчем, Биллом Харди и незнакомым парнем из 12-го по имени Дэн Джеффрис, который почему-то очень радовался, что встретил тезку. На тротуаре цепочкой выстроилось с полдюжины мужчин в рабочей одежде — в твидовых кепках и потрепанных спецовках: видимо, докеры, которые явно уже прочли вечерние газеты, заливая новость спиртным.
— Врежьте этим большевикам! — выкрикнул кто-то, и остальные радостно загомонили.
Затем воцарилась неловкая тишина, как бывает, когда участников вечеринки знакомят с чужаками, которые вовсе не жаждали приходить. И тут из ближайшего кафе вышли три человека. Двое из них — в очках и с книгами. На всех — одежда иммигрантов-славян. Один из них обернулся, и двое докеров указали на него пальцами. Мэтт Марч окликнул:
— Эй, вы трое!
Большего не потребовалось.
Они бросились бежать, докеры устремились в погоню, а Харди с Джеффрисом помчались за ними. Через полквартала славян догнали и повалили на мостовую.
Образовалась куча-мала, Харди с Джеффрисом присоединились к ней. Харди оттащил какого-то докера, и его полицейская дубинка блеснула в свете фонаря, обрушиваясь на голову одного из славян.
Дэнни крикнул «Эй!», но Мэтт Марч поймал его за локоть:
— Погоди, Дэн.
— Ты что?
Марч многозначительно глянул на него:
— Это за Стоддарда.
Дэнни выдернул руку.
— Мы даже не знаем, может, они не большевики.
— А может, большевики.
Марч крутанул дубинкой и улыбнулся. Дэнни покачал головой и двинулся по улице.
— Узко мыслите, полисмен, — произнес Марч ему в спину.
Когда Дэнни подошел, докеры уже собирались уходить. Двое избитых ползли по улице, а третий лежал на мостовой в крови, прижимая к груди вывернутое запястье.
— Господи, — вымолвил Дэнни. — Черт вас дери, парни, что вы стоите? Вызывайте неотложку.
— Хрен с ним, — изрек Джеффрис и плюнул на лежащего. — И с его друзьями тоже. Неотложку тебе? Отыщи телефонную будку да сам вызови.
Появился сержант Биллапс. Он переговорил с Марчем, поймал взгляд Дэнни и направился к нему. Докеры уже исчезли. Невдалеке, в одном-двух кварталах отсюда, раздавались крики, били стекло.
Биллапс посмотрел на лежащего, потом на Дэнни:
— Проблемы, Дэн?
— Этому нужна «скорая», — ответил Дэнни.
Биллапс бросил на раненого еще один взгляд:
— По-моему, он в полном порядке, полисмен.
— Ничего подобного.
Биллапс встал над незнакомцем:
— У тебя что-то болит, золотко?
Тот ничего не ответил, лишь крепче прижал к груди покалеченное запястье.
Биллапс опустил каблук на лодыжку мужчины. Тот скорчился и застонал сквозь стиснутые зубы.