Коглин
Шрифт:
— Мы собираемся найти Джо или как?
Отец, сидевший на ступеньке, встал, отряхнул брюки. Повернулся к нему, держа под мышкой свою капитанскую фуражку.
— Это ничего не меняет в наших отношениях, — заявил он.
— Страшно и подумать.
Дэнни толкнул дверь в вестибюль. Ступеньки были прямо-таки липкие от жары, и, пока они медленно взбирались по ним наверх, Дэнни чувствовал, что мог бы запросто улечься на одну из ступенек и немного подремать после трех суток непрерывного патрулирования.
— Финч с тобой выходил на связь? — спросил он.
— Иногда. Он вернулся в Вашингтон.
— Ты ему
— Упомянул. Мне показалось, он не очень-то заинтересовался. Ему нужен Галлеани, а у старого макаронника хватает ума натаскивать своих щенят здесь, а потом посылать за пределы штата, где они и творят свои главные безобразия.
— Но она террористка. Она делает бомбы здесь, в нашем городе. А им сразу подавай крупную рыбу?
Отец пожал плечами:
— Такова жизнь, мой мальчик. Если бы они не обвинили в паточном взрыве террористов, все могло бы сложиться по-другому. Но они обвинили и сильно себя этим замарали. Про Бостон им теперь думать неприятно, а ты со своими парнями из БК еще подливаешь масла в огонь.
— Ну конечно. Это мы во всем виноваты.
— Не строй из себя козла отпущения. Я не сказал, что это всё вы. Я сказал лишь, что в некоторых властных структурах наше управление пользуется дурной славой. В частности, из-за того, что вы грозите устроить забастовку.
— Никто пока не говорит о забастовке, папа.
— Пока. — Отец остановился на площадке третьего этажа. — Бог ты мой, ну и жара. — Он посмотрел в высокое окно, заляпанное сажей и жирной грязью. — Поднялся на три этажа, но все никак не могу увидеть мой город.
— Твой город. — Дэнни фыркнул.
Отец мягко улыбнулся:
— Это мой город, Эйден. И наше управление создали мы, такие люди, как я и Эдди. Не комиссары, не О’Мира, как бы я его ни уважал, и, конечно, никакой не Кёртис. Видишь ли, что будет с полицией, то будет и с городом. — Он вытер лоб платком. — Твой старик малость сбился с аллюра, но ничего, у меня откроется второе дыхание, мой мальчик. Даже не сомневайся.
Молча они поднялись еще на два пролета. Подошли к комнате Дэнни, отец несколько раз вздохнул, и Дэнни вставил ключ в замок.
Не успел он повернуть ключ, как Нора уже открыла. Она улыбнулась. Потом увидела, кто стоит рядом, и ее светлые глаза словно подернулись пеплом.
— Это еще что? — спросила она.
— Я ищу Джо, — сказал отец.
Она, как будто не слыша его, не сводила глаз с Дэнни:
— Ты его привел?
— Он сам пришел, — ответил Дэнни.
Отец произнес:
— Я не больше вашего хочу здесь находиться, потому что…
— «Шлюха», — произнесла Нора, обращаясь к Дэнни. — Последнее слово, которое я слышала от этого человека.
— Джо пропал, — сообщил ей Дэнни.
Она глядела на Дэнни с холодной яростью, которая, хоть и была обращена главным образом на его отца, относилась и к нему самому: ведь именно он привел этого человека на их порог. Она перевела взгляд с его лица на лицо Томаса.
— А его вы как обозвали, что он сбежал от вас? — поинтересовалась она.
— Я только хочу знать, не заходил ли сюда мальчик.
— А я хочу знать, почему он убежал.
— У нас вышла небольшая размолвка.
— Вот оно что! — Нора откинула голову. — Я прекрасно знаю, как вы улаживаете свои небольшие размолвки с Джо. Палку тоже использовали?
Отец
— У моего терпения есть пределы.
— Господи, — сказал Дэнни. — Оба вы хороши. Джо пропал. Нора…
Она посторонилась, чтобы дать им войти. Дэнни стянул китель и сбросил с плеч подтяжки. Отец оглядывал комнату: свежие занавески, новое покрывало на кровати, а на столе у окна — цветы в вазе.
Нора была в своей фабричной одежде: полосатый комбинезон, под ним — бежевая блузка. Она обхватила правой рукой левое запястье. Дэнни налил три рюмки виски и раздал всем; брови у отца поднялись, когда он увидел, как Нора пьет крепкое.
— Я еще и курю, — заметила она.
Дэнни увидел, как губы у отца напряглись, и понял: тот сдерживает улыбку.
Нора и его отец выпили, снова протянули ему рюмки, и Дэнни наполнил их опять. Отец отнес свою рюмку к столу у окна, положил рядом фуражку, сел, и тут Нора сообщила:
— Миссис ди Масси говорила, что видела днем какого-то мальчика.
— Что? — вскинулся отец.
— Он не назвался. Сказала, он позвонил в парадную дверь, посмотрел вверх, в сторону нашего окна, а когда она вышла на крыльцо, убежал.
— Еще что-нибудь?
— А еще она сказала, что он — вылитый Дэнни.
Отец отхлебнул виски, и Дэнни увидел, как у него расслабляются плечи. Наконец Коглин-старший прочистил горло.
— Спасибо, Нора.
— Вам не за что меня благодарить, мистер Коглин. Я люблю мальчика. Но вы могли бы в ответ оказать мне одну услугу.
Отец потянулся за платком, достал его из кармана кителя.
— Разумеется. Я слушаю.
— Будьте добры, допивайте свою рюмку и ступайте.
Глава тридцать первая
Два дня спустя, в июньскую субботу, Томас Коглин вышел из своего дома на Кей-стрит и отправился на пляж Карсон-бич, где должна была произойти встреча, на которой предстояло обсудить будущее города. Он облачился в самый легкий из своих костюмов, бело-голубой, в полоску, надев под него рубашку с коротким рукавом. Он нес коричневую кожаную сумку, и с каждым шагом она казалась тяжелее. Все-таки он уже староват для того, чтобы выступать в роли носильщика, но эту сумку он не доверил бы никому. У районных властей сейчас сложное время. Его любимым штатом управляет губернатор-республиканец, прибывший из Вермонта; этот пришелец не уважает ни местные обычаи, ни местную историю. Комиссар полиции — ненавистник с ничтожным умишком, пышущий злобой на ирландцев, пышущий злобой на католиков, а как следствие — пышущий злобой на районные власти, те великие демократические власти, что некогда создали этот город. Ненавистник; не признающий ни компромиссов или покровительства, не понимающий, какими способами в этом городе уже семьдесят лет ведутся дела, с тех самых пор определяющие его облик. А мэр Питерс — живое воплощение бессилия — победил на выборах лишь потому, что районные боссы прозевали ситуацию, когда соперничество между двумя главными кандидатами, Кёрли и Галливаном, стало настолько непримиримым, что между ними втерся третий, который в ноябре и победил. С тех пор он ничего, абсолютно ничего примечательного не совершил, тогда как члены его кабинета грабят бюджет настолько бесстыже, что рано или поздно это должно выплеснуться на первые полосы газет.