Коглин
Шрифт:
— Спасибо, — сказал Джо. — Вы бесподобны.
Она сделала реверанс.
— Работу субсидировал Люциус?
Она кивнула.
— И сколько же он взял?
— Цифра жуткая.
— Ну так испугайте меня.
— Два миллиона.
Господи! За всю свою жизнь Джо ни разу не слышал о такой сумме. А он слышал об очень приличных суммах и даже получал с них свою долю. Но два миллиона долларов? Да такие деньжищи железнодорожные и нефтяные компании зарабатывают за год. Черт, да вся Семья Бартоло за прошлый год сделала всего полтора миллиона — на всех! — и они
Джо спросил у Терезы:
— Ваша доля?
— Пять процентов.
Достаточно, чтобы до конца дней жить совсем не так, как она жила до сих пор.
— Вы боитесь, он не заплатит.
— Я знаю, что он не заплатит. Меня дважды пытались убить, хотя я здесь всего неделю. Я все никак не могла понять, с чего бы это прокурор… Арчи Болл, знаете такого?
Джо кивнул.
— Так вот, я не могла понять, с чего это он такой добрый. Я ведь так измолотила мужнину башку, что ошметки прилипли к шкафу в кухне. А мне дали по статье за убийство по неосторожности. Я было решила, что Арчи Болл запал на меня, подумала, придет ко мне ночью перед отправкой. Но он не пришел. И вот тогда я начала задавать себе вопросы, которые должна была задать раньше, когда мне предложили сделку.
— А почему же вы не задавали их раньше?
— Кто же станет заглядывать в зубы дареному коню? У меня судимость, я итальянка, и, да, я насмерть забила мужа крокетным молотком. Меня могли отправить на электрический стул. А мне вместо того дают пять лет. Когда я выйду, сыну будет всего восемь. Я буду еще достаточно молода, чтобы начать все сначала. — Она кивнула в такт собственным мыслям. — Но если бы я начала задавать вопросы сразу, я поняла бы то, что вы наверняка уже поняли. — Она поглядела на него сквозь разделявшую их сетку.
Он кивнул и сказал негромко:
— Король Люциус купил этого вашего Арчи с потрохами.
— Точно.
— А это значит, — сказал Джо, — что главной целью было отправить вас сюда.
Она снова кивнула, горестно затянувшись сигаретой.
— Когда я убила Тони, Король Люциус смекнул, что можно прибрать к рукам еще сотню кусков. Или, может быть, испугался, что ко мне придут некие люди, которые предложат вернуть то, что принадлежит государству. В любом случае живая я Люциусу как кость в горле. А если меня не станет? Тогда горизонт перед ним чистый, можно нестись вперед на всех парусах.
— Значит, вы хотите, чтобы я с ним поговорил?
Она обкусывала кожу вокруг ногтя.
— Да, моя судьба в некотором смысле от этого зависит.
— Чем вы готовы заплатить за свою жизнь?
Она сделала глубокий вдох, выдохнула.
— Девяносто процентов. Пусть положит десять кусков на банковский счет моего сына и оставит меня в покое. Это будет стоить мне девяносто тысяч долларов.
Джо немного поразмыслил над ее предложением.
— Это большая сумма и мудрое предложение. Но неплохо бы вам принять во внимание еще одну деталь. Что, если Люциус согласится на сделку, а потом начнет сомневаться и рассуждать так: «Она выйдет из тюрьмы и на меня зла. Сейчас она об этом не думает, но потом
Тереза кивнула:
— Об этом я уже думала.
— И что?
— Если вы решите с ним поговорить, возьмите с собой свидетеля. Тогда об этом деле станет известно, а огласка нам на пользу. Тогда все узнают.
— Но тогда все узнают, что он пытался убить вас из-за сотни кусков.
— Что такого? Кто не попытался бы? Если бы мой человек попал в затруднительное положение, а я на тот момент была бы ему должна сто кусков, я тоже попыталась бы от него избавиться. Это всего-навсего деловой подход.
Ну и ну, подумал Джо, ну и команда у Люциуса.
— Но если пойдет слух, — продолжала Тереза, — что я выкупила свою жизнь, и задорого, а Люциус все равно меня убил, это будет другое дело. Даже у нас, Джо, есть своя этика.
— Неужели? — Джо немного подумал. — Наверное, вы правы. Но предположим, я найду человека, у которого хватит духу отправиться со мной на яхту к Люциусу, и я передам ваше предложение. Предположим, он согласится. Какая от этого выгода мне?
— Разве вы не можете спасти человеку жизнь просто по доброте душевной?
— Зависит от человека. Вы отправили на тот свет немало народу, в том числе и кое-кого из моих знакомых. Мне ваша смерть не кажется такой уж большой трагедией, какой она кажется вам.
— А как же мой сын?
— Его воспитает кто-нибудь другой, кто не причастен к смерти его отца.
— Тогда зачем же вы приехали?
— Любопытство. Убейте меня, не понимаю, чего ради вы попросили об этой встрече.
— Да вот же… чтобы вас не убили. — Она позволила себе слегка, снисходительно улыбнуться. — И ради вашего сына, Джо, чтобы он, как и мой, не остался сиротой.
Джо ответил ей такой же улыбкой:
— Вы хотите, чтобы я поверил, будто бы моей жизни грозит опасность. Я делаю деньги и никому не мешаю. Моя смерть скажется на доходах всех наших предприятий в Тампе, в Гаване, в Бостоне, Портленде и Мэне самым негативным образом. Так кто будет желать мне смерти?
— Тот, кто хочет самым негативным образом повлиять на доходы всех наших предприятий в Тампе, Гаване, Бостоне и Портленде.
Джо пришлось задать следующий вопрос:
— Значит, угроза исходит извне? Довольно необычно в нашем деле.
— Честно говоря, я не знаю, откуда исходит угроза — извне, изнутри, от высшего командования Германии, — понятия не имею. Все, что мне известно, — это только время и дата.
Джо засмеялся:
— И когда же придут меня убивать? Неужели и день назначен?
Она кивнула:
— Пепельная среда.
— Мои убийцы ко всему еще и ходят в церковь? Или они просто из Нового Орлеана?
— Вы запросто можете дошутиться до могилы, Джозеф. Ради бога, веселитесь и дальше.
Они завернули за угол ограды. Стоянка теперь была слева от них. Джо видел в машине Эла и Томаса. Эл дремал, прикрыв лицо шляпой, а Томас наблюдал за отцом. Джо коротко помахал ему, и сын ответил тем же.