Коглин

Лихэйн Деннис

Они отъехали от тюрьмы, вырулили на главную дорогу — солнце, низкое и жаркое, заливало их со всех сторон. Отец опустил стекло, снял шляпу, подставляя ветру волосы.

— Ты, наверное, думал о матери?

— Откуда ты знаешь?

— У тебя лицо такое.

— Какое «такое»?

— Сосредоточенное, — сказал отец.

— Мне кажется, она счастлива.

— Ясно. В прошлый раз ты говорил, что она одна в темноте.

— Все меняется.

— А вот это правильно.

— Как ты думаешь, она счастлива? Там, где она сейчас?

Отец развернулся на сиденье и посмотрел ему в лицо:

— Честно говоря, я в этом уверен.

— Но ведь там ей должно быть одиноко.

—

Необязательно. Если считать, что время там работает так же, как у нас здесь, тогда да, вся ее компания — ее отец, а она не особенно его любила. — Он похлопал Томаса по коленке. — Но вдруг в той жизни времени вообще не существует?

— Не понимаю.

— Нет минут, часов, приборов, отсчитывающих время. Ночь не сменяется днем. Мне кажется, твоя мама не одинока, она нас не ждет. Потому что мы уже там.

Томас посмотрел в доброе лицо своего отца и поразился, как поражался не раз, сколько у отца веры. Он не мог бы дать определение всем его верованиям, и между ними не обязательно было что-то общее, однако когда Джо Коглин что-то для себя решал, то уже никогда не сомневался. Томас был теперь достаточно взрослым и подозревал, что убежденность подобного рода тоже порождает проблемы, но в любое время, находясь рядом с отцом, он чувствовал себя так спокойно и безопасно, как нигде и никогда. Его отец, насмешливый, обаятельный, временами вспыльчивый, был человеком, который покоряет окружающих незыблемой уверенностью в себе.

— Значит, мы уже с ней? — спросил Томас.

Отец придвинулся к нему и поцеловал в макушку:

— Угу.

Томас улыбнулся, все еще сонный. Он несколько раз моргнул, и отец начал расплываться перед глазами, — он так и заснул, ощущая у себя на макушке его поцелуй, похожий на прикосновение очень маленькой птички.

«Кто-то хочет меня убить».

От этой мысли было трудно отделаться. Рационально рассуждавшая часть Джо понимала, что смысла в этом ноль. Если в Семье Бартоло и был кто-то незаменимый, так это он. И не только для Семьи Бартоло: он был обязательным участником операций Лански, а значит, в итоге обязательным участником операций Лучано. Он был тесно связан с Марчелло в Новом Орлеане, Мо Дитцем в Кливленде, Франком Костелло в Нью-Йорке и Маленьким Оджи в Майами.

«Только не меня!»

В прошлом его, конечно, пытались убить, но тогда это имело хоть какой-то смысл: один раз его пытался убить глава его группы, который решил, что Джо слишком много на себя берет; до того — члены его группы, которым не особенно нравилось, что их кусок пирога отнимает какой-то ирландец, да еще поучает, как делать деньги; а до того — гангстер, чья девчонка запала на Джо.

Но их ненависть имела под собой основания.

«Почему сейчас?»

Джо даже вспомнить не мог, когда в последний раз открыто с кем-то враждовал. Дион враждовал. Дион заводил врагов, после чего обычно убивал, чтобы мысли об их существовании не мешали ему спокойно спать. В тридцать пятом, принимая у Джо бразды правления Тампой, Дион пролил много крови. Меньше, чем пролил бы, не будь Джо у него консультантом, но все-таки много. Может быть, удар направлен на Диона, но для начала его хотят лишить мозгового центра? Да нет, убийство босса, подобного Диону, всегда требует одобрения, а единственные люди, способные это одобрение дать, все тесным образом связаны с Джо, все они набивали карманы благодаря ему и намеревались делать это и в будущем.

Кроме того, Тереза твердо сказала, что адвокат Люциуса назвал именно имя. Указал на него не как на одну из мишеней. А как на единственную мишень.

Но Тереза убийца, она работала по контрактам, и у нее намного больше причин,

чем у кого-либо другого, подкинуть ему эти сведения. Если его заинтересовать, он один из очень немногих, кто способен приблизиться к Королю Люциусу и настоять на отмене заказа. Неплохой план (вряд ли его придумала сама Тереза): заставить приехать, сообщить, что его хотят убить, сообщить в общих чертах, но часики в голове затикают — до Пепельной среды восемь дней. Джо мог сколько угодно убеждать себя, что ни у кого нет ни единой веской причины желать ему смерти, а если бы даже и была, у него столько друзей в их кругах, что кто-нибудь обязательно уже слышал бы о заказе и ему рассказал. Джо мог бы и дальше твердить себе, что, за исключением тюремной сплетни, которой какой-то адвокат обменялся с убийцей, причины нервничать зыбки, как дым, поднимающийся от сигареты. И если бы объектом контракта был кто угодно, а не он сам, Джо посмеялся бы над ней, сочтя все не более чем уловкой отчаявшейся женщины, которая пытается завоевать расположение человека, способного, по ее мнению, спасти ей жизнь.

В том-то и дело, что сплетня, какой бы она ни представлялась бестолковой и бездоказательной, касалась его лично.

Джо бросил взгляд на заднее сиденье и улыбнулся сыну, который в этот момент моргал, тщетно противясь дремоте. Томас вопросительно улыбнулся ему в ответ и прищурился. Джо помотал головой, говоря: «Не обращай на меня внимания. Все в порядке». И Томас закрыл глаза и уронил голову. Джо сел, развернувшись затылком к опущенному стеклу, и закурил.

Эл Баттерс сказал, что ему нужно остановиться отлить.

Джо сказал, давай, только смотри, осторожнее, там змеи и аллигаторы.

— Кому сдался этот старый скелет.

Машина съехала на обочину, и колеса с пассажирской стороны утонули в мягкой зеленой траве.

Эл вылез и отошел на несколько футов. Джо пришлось убеждать себя, что, отвернувшись, тот расстегивает молнию, потому что не видел, чем у Эла заняты руки. Может быть, достает оружие.

Дорога была как ярко-белая полоса, рассекавшая надвое зеленый океан меч-травы, среди которой росли кусты медвежьего дуба [148] и больные хилые сосны. Небо было белое, как дорога.

148

Разновидность дуба, распространенного в Северной Америке, quercus ilicifolia, который представляет собой кусты или низкорослые деревья.

Бансфорды вполне могли согласиться на заказ. Если так, то и Эл Баттерс вполне может вернуться к машине с револьвером и прикончить сначала Джо, а следующую пулю выпустить в лоб его сыну. Потом, сделав дело, дождется другой машины, которая, возможно, стоит наготове у обочины за следующим поворотом.

Эл Баттерс повернулся и направился к машине, застегивая на ходу ширинку.

Джо дождался, пока тот сядет в машину и они вернутся на дорогу, и только потом надвинул шляпу на лоб и закрыл глаза. Он сквозь закрытые веки чувствовал, как по лицу бежит тень от деревьев.

А потом его лицо гладила Грасиэла — сначала нежно, потом нетерпеливо, — как в тот день, когда родился Томас. Джо тогда только что вернулся из поездки, когда они с Эстебаном навещали кое-какие места на севере Южной Америки, и он не спал нормально несколько дней. Тогда он открыл глаза и все понял по лицу жены: они вот-вот станут родителями.

— Пора, да?

— Да. — Она откинула его простыню. — Первому пора.

Джо уснул, не раздеваясь. Он сел, потирая лицо, затем приложил руку к ее животу.