Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Здравствуй, махири, — это было скорее карканье, чем голос, но Бездна прекрасно разобрала слова.
Смысл, однако, осознавать было некогда — деревянной распятие метнулось со скоростью брошенного кинжала, щёлкнул предохранитель, Аглая поймала в прицел голову гигантского ворона, что сжимал в клюве священный символ христиан. Её палец на спусковом крючке внезапно окаменел.
— Познакомься, моя хорошая, — раздался сзади бархатный голос; обнажённая рука, покрытая рыжим пушком, опустила ствол «Диемако», — Это Грим.
— Аглая Бездна, — промямлила девушка — шёлк мантии на спине пропитался
На силовой раме пикапа сидело чудовище. Девушка никогда не видела воронов размером с овчарку. Пластинки, покрывающие лапы, выглядели, будто чешуя сказочного дракона. Клюв, напоминающий чёрные ножницы, пришёл в движение — обломки распятия упали вниз.
— Грим, — отчётливо произнесло чудовище.
— Очень приятно, — ответила девушка и прижалась спиной к Йоле.
— Я помогу тебе с вещами, моя хорошая, — предводительница заботливо поддержала её, — Пойдём, нас ждёт ужин и долгожданный сон.
Аглая передвигалась, как во сне — вес тяжеленной канистры с питьевой водой не ощущался. У дверей храма она обернулась — хромированные рамы автомобиля тускло блестели — страшная птица исчезла.
* * *
Сержант постарался — у основания алтаря пылал уютный костерок, рядом расположились три топчана, сработанных из досок церковных скамеек. У огня ожидала целая груда консервных банок — мятые, с налётом ржавчины. Это был долгожданный ужин. Первая из открытых жестянок моментально полетела в ведро, заботливо приготовленное предусмотрительным сержантом — в воздухе повис тяжёлый запах тухлятины. Вторая последовала туда же, но с третьей им повезло.
— Каша с грибами, — принюхавшись, подметила Аглая, — Давай-ка сюда.
— Грибы рулят, — Монакура Пуу вонзил штык-нож в крышку четвёртой банки, — Они не портятся, а сушёные хранятся практически вечно.
— Сушёные грибы теряют свои магические свойства, столь ценимые ведьмами, уже на четвёртый месяц хранения, — заметила Йоля.
— Это другие грибы, — ответил Монакура Пуу, он протянул руку и отобрал у Бездны банку.
Сощурился, пытаясь прочитать полустёртую этикетку.
— Гречневая каша с подосиновиками, — он отдал ужин встревоженной девушке.
— Что такое подосиновики? — поинтересовалась Йоля.
— Неважно, — ответствовал сержант, — На вот, попробуй, что такое консервированные персики семилетней выдержки.
Он протянул ей четвёртую банку.
— Неплохо, — разочарованно сказала Йоля, — Но мне хочется мяса. Мне всегда хочется свежего мяса.
Ведро три раза громыхнуло, прежде чем бывший сержант вручил предводительнице вскрытую жестянку.
— Это получше, — Йоля жадно набивала рот содержимым банки.
— Тушёнка. Латвийская. Тебе повезло — вероятность найти годный продукт равна нулю.
— Что будет дальше, тётенька? — разомлевшая после тёплой каши Бездна уже полулежала на одном из топчанов — веки девушки отяжелели, — Мы встретились с твоим старым другом, как ты и желала. Кстати, ты не хочешь рассказать нам о нём? Это действительно ворон? А что у него с лапами? Я видела — они покрыты чешуёй.
— Нельзя с уверенностью утверждать, что он — птица, — ответила Йоля, — Как и то, что он — не птица. В данной реальности он уверен, что является птицей — огромным вороном. Проблема в том, что таких
— Полное неведение? — предугадала Аглая, — «В душе не ебу».
—«Утро вечера мудренее», — поправил девушку Монакура.
— Верно, мой хороший, — Йоля одарила бывшего сержанта одобрительной улыбкой и глубоко зевнула, обнажив пугающие жёлтые клыки.
— Ложитесь, — сказал сержант, — Я первый на вахте.
— Тук-тук, — в дверь настойчиво постучали.
В руках у Монакуры и Бездны вмиг оказались штурмовые винтовки.
— Это Грим, — Йоля свернулась калачиком поверх своего пухового армейского спальника, — Замёрз наверное, впустите.
— Вспомни нечистого, он и появится, — усмехнулся Монакура, отодвигая тяжеленный стальной засов.
Гигантский ворон неторопливо вошёл в храм, но не присоединился к компании; птица отправилась наверх, в комнаты притвора. Когда отставной барабанщик запер двери и вернулся к костру, его спутницы безмятежно посапывали. Монакура сел, поплотнее завернулся в шерстяное одеяло и, положив голову на сдвоенный, с помощью скотча, магазин калаша, унесся мыслями в прошлое.
* * *
Пламя костра бросало кровавые блики на улыбающееся лицо распятого мученика. Через некоторое время клюющий носом сержант чуть было не ткнулся мордой в пылающие угли. Одинокий часовой встал и, повесив автоматическую винтовку на шею, отправился бродить по едва освещённому нефу. Огромная тень следовала рядом по стене.
— Тук-тук, — послышалось откуда-то сверху.
Монакура прислушался.
— Тук-тук, — настаивал Грим.
Вынув из костра пылающую ножку скамьи, сержант двинулся к лестнице, ведущей из притвора в подсобные помещения второго этажа и далее на колокольню. Монакура Пуу легко преодолел ступеньки и оказался в комнате, усеянной обломками мебели — немного раньше Аглая Бездна искала здесь припрятанные сокровища мёртвого ныне священника.
— Надо было Йолю не слушать, и днём тебя в суп оприходовать. Зачем добрым людям спать мешаешь? — заявил он огромной птице, важно расхаживающей по лакированной столешнице стола, и, время от времени, постукивающей клювом, длиной с ладонь Монакуры, по блестящей поверхности мебели.
Та остановилась и уставилась на часового агатовыми глазами. Потом произошло нечто странное. Ворон раскрыл только одно крыло и, вытянув его в направлении распахнутого окна, зашипел, будто рассерженный кот.
Врубчивый* часовой выбросил факел в коридор, мягко подошел к окну и аккуратно выглянул. Дождь лил стеной, видимость равнялась нулю, но Монакура Пуу являлся воспитанником российской диверсионной школы, пусть и бывшим.
*Примечание: «врубчивый» — быстро втыкающий.
Он разглядел неясные тени за невысокой стеной кладбища, кто-то двигался и по самому погосту к церкви. Передвигались бесшумно, перебежками. Крадущиеся во тьме знали, что они здесь. Значит не мертвецы встали из могил, а просто вооруженные люди пришли убить их. Дулом автомата Монакура показал ворону на дверь. Птица лишь склонила голову набок.