Кого не взяли на небо
Шрифт:
Вопрос явно адресовался сидящему на заднице бывшему барабанщику.
Тот искренне мотнул головой в жесте полного отрицания. Князь доверительно улыбнулся поверженному гиганту, кивая на красноволосую женщину:
— Время старых богов прошло. Главный Гад помер, идёт делёж Вселенной, задействованы все силы с обоих сторон, и тут из своего заплесневелого саркофага вылезает он и заявляет, что сам во всём разберётся, совершенно не понимая ни стратегической, ни тактической обстановки. Я уж не стану упоминать о том, что метафизическое мироустройство претерпело грандиозные изменения уже после того, как он залез в свой грязный ящик отсыпаться
Острый ноготь указал на Грима — тот продолжал показывать язык.
— А теперь ещё и вы трое...
Князь осёкся, вытащил из нагрудного кармана платочек тончайшего шёлка и старательно промокнул блестевший лоб.
— Давай ты к нам, — прохрипел сержант, — За Burzum толково трёшь. Кстати, я всегда думал , что Главный Гад — это ты.
Князь молчал: уставился на свою правую руку, левой же теребил полоску усов над верхней губой.
Деревянный ковшик на длинной ручке вновь опустился в недра бочонка, поскрёб по его днищу и стенкам, и, вынырнув, отправился к обветренным губам. Йоля втянула в себя белоснежную пену, но этим и ограничилось — эля в ковше не было.
Ковш небрежно, но метко, полетел в пылающий камин, а девушка, сняв свои совершенные ноги с отвратительно грязной столешницы, встала с убогого табурета, вознесясь красной головой под самый потолок, по овальным сводам которого прыгали гротескные кривые тени. Она подняла с земли опустевший бочонок и приложилась губами к ржавому железному обручу, скрепляющему грубые доски ёмкости. Пена и остатки эля потекли по щекам и подбородку, стекая на плоскую, глубоко декольтированную грудь.
Осилив остатки напитка, предводительница непринуждённо и громогласно рыгнула; бочонок полетел вслед за ковшом — отапливать огромную средневековую залу. Она оперлась двумя руками, обутыми в коричневые проклёпанные перчатки мечника, на стол и слегка наклонилась вперёд, обратив лицо к князю, который вдруг перестал разглядывать свой совершенный маникюр; его обе руки осторожно легли на тонкую трость перед ним.
— То есть ты, Князь, изменник и лжец, побеждённый и отвергнутый изгнанник, неудачник, да к тому же ещё и иудей, предлагаешь мне, ещё ни разу за много тысяч лет не проигравшей ни единого сражения, стать твоим бойцовым псом?
— Сукой, если брать в расчёт твой нынешний облик, — поправил её изрядно побледневший мужчина.
Его левая рука крепко сжала блестящую трость, так, что длинные холёные пальцы побелели от напряжения, а правая потянула за набалдашник, выполненный в виде головы рогатого демона, обнажая тусклую сталь узкой шпаги.
Монакура неуловимым движением резко распрямился, оказавшись в вертикале, огромная рука сжимавшая ножку кривобокого табурета, уже начала свой стремительный полёт, целя в посеребрённый висок благородно посаженной головы. Ворон метнулся к краю стола с грацией боевого кота, его клюв устремился в бездонный чёрный глаз лукавого.
Йоля подняла вверх руку и громко щёлкнула пальцами, словно испанскими кастаньетами; бросившиеся в схватку, равно как и князь, выхвативший клинок, завязли в тягучем и липком воздухе, что сгустился вокруг, подавляя любое движение. Пара чёрных пёрышек, что выскользнули из крыла чудовищного ворона, парили в воздухе, слабо подрагивая и наклоняясь из стороны в сторону.
Йоля, ничуть
— Возвращаю должок, ворона.
Она вновь повернулась к гостю, что кривил свой надменный рот в немом возгласе, и сказала:
— Думаю наша встреча зашла в тупик, поэтому я предлагаю попробовать ещё раз.
Она сложила потрескавшиеся губы очаровательной трубочкой и нежно дунула застывшему мужчине прямо в лицо.
* * *
Окованная тяжёлыми железными полосами, массивная дверь казарменной залы распахнулась, и на пороге возникла Аглая Бездна. Сконфуженная девушка уставилась на Йолю, сидевшую у жарко натопленного камина, огромного ворона, что напоминал сгусток мрака и забинтованного сержанта, босого и голого по пояс.
— У нас гости, — неуверенно начала она, но вновь замолчала, потерянно вращая головой из стороны в сторону, точно дятел в поисках трухлявого ствола, полного вкусных жучков.
Йоля ободряюще кивнула ей, подняв вверх руку в коричневой перчатке и произвела вращательное движение, имитирующее раскручивающиеся лопасти боевого вертолёта. Аглая захлопнула свой отвисшей рот и, раскрутившись по приказу, выпалила:
— Там этот мужик, что нанимал нас, но помытый, причёсанный, без шапки-пидорки и без подарочков.
— Да, да, пусть заходит, — бросила ей Йоля, зачерпнув ковшом на длинной ручке остатки эля со дна пузатого бочонка, примостившегося возле неё на земляном полу.
Высокий мужчина в старинном, плотно облегающем его стройную фигуру, зелёном охотничьем костюме, появился вслед за девушкой, замершей на пороге. Он нежно и обходительно приобнял Аглаю за плечи и решительно отодвинул со своего пути.
— Князь, — бархатным голосом мурлыкнула Йоля, не потрудившись снять свои роскошные, жутко чумазые ноги с грязной столешницы.
Почтительно кивнув госпоже лейтенанту, мужчина стремительно двинулся вперёд, к кособоким табуретам, окружающих гнилой стол, ровно как стая трусливых гиен, вьющихся вокруг умирающего льва, в надежде откусить кусочек плоти и остаться живыми.
Брезгливо отодвинув носком изящного сапожка одного из инвалидов, Мастер собрался грациозно присесть на краешек оного, но вдруг застыл; по его хищному лицу пробежала тень, омрачив благородные и властные черты. Он поднял руку, затянутую в манерную узкую перчатку, и прикоснулся к виску, слегка посеребрённому ранней сединой, потом поднял свои чёрные глаза и уставился на троицу за столом.
Йоля тихонько сидела на табуретке, тиская в руках глиняную кружку с остатками эля. Склонив медно-красную голову к плечу, она уставилась на посетителя отсутствующим взором, будто бы рассматривая сквозь него кирпичную кладку стены. Взгляд широко распахнутых жёлто-зелёных глаз напоминал неосознанный собачий — когда тупая, огромная сука волкодава изучает тебя пристально, и, вероятно, сама не понимает, что ей больше хочется: поиграть с тобой в мячик или откусить половину лица. Сходство с глупым, но опасным зверем дополняла струйка вязкой слюны, стекающая с уголка прекрасно очерченного, приоткрытого рта. Перемотанный окровавленным тряпьём Монакура Пуу издевательски скалился, обнажая огромные дыры в передних зубах, Грим же открыл клюв, высунул вперёд длинный, красный и острый язык, что абсолютно не походил на вороний, и по-человечески уселся на собственный хвост, имея вид законченного идиота.