Кого за смертью посылать
Шрифт:
Порадовавшись встрече и всплакнув, разбойные деды принялись наперебой жаловаться богатырю, что здесь, у Полелюя, им не дают развернуться во всю ширь молодецкую, что проклятый староста загубил за их же деньги ихнюю вольную волюшку, оставив только горькую долюшку…
— У них и зелено вино какое-то сухое, — пожаловался Дрозд. — Мочишь, мочишь горло, а промочить никак не можешь. Налицо явные хищения общественной собственности в особо крупных размерах, совершаемые группой лиц по предварительному сговору с особой жестокостью…
— При
— Это еще что? — встревожился богатырь.
— Это Соловей Одихмантьевич, — сказал Дрозд. — Весна же — он свистеть начинает, Соловьиху манить. Да где теперь та Соловьиха, кто ей целует пальцы? Неужто найдется такой придурок?
— И зубы уже не свои, — добавил Кот. — Вот настоящего свисту и не получается. А то бы он им нащепал лучины!
— Так Соловей до сих пор жив?
— Чего ж ему сделается? Выбитое око заткнул соломой, окосицу прикрыл бляхой из металла желтого цвета — и живет себе. Конечно, на семи-то дубах ему было просторнее, зато здесь никто не тронет. Экстрадикции не подлежит: отсюда выдачи нет! — вздохнул Дрозд, упомянув единственное тутошнее утешение.
Впрочем, не единственное: Жихарь отворил голубятню, стал вытаскивать птиц по одной и подбрасывать в воздух. Кот схватил шест с привязанной к нему алой тряпкой и начал, шипя от боли в суставах, размахивать им в воздухе.
Дрозд засвистел — но тоже не так лихо, как прежде, и богатырю пришлось помогать.
Побаловав престарелых лиходеев любимым зрелищем и подождав, покуда голуби, накружившись вольно в ясном небе, вернутся на дармовую жратву, он задвинул засов и сказал:
— Не горюйте, Кот и Дрозд! Вы меня в беспомощности не покинули, и я вас не оставлю, заберу к себе в Столенград!
— Что та, что ты! — замахали руками разбойники. — Нас же там сразу признают и повесят!
— А вот и нет! — Жихарь гордо вскинул голову. — Во-первых, у нас в Многоборье нынче торжествует закон — моей же, кстати, супругой составленный. И в том законе для таких, как вы, есть понятие срока давности… Во-вторых, я теперь князь — что хочу, то и ворочу! А в-третьих, у меня скоро появится сын, тоже богатырь. Не бабам же его воспитывать!
— Не бабам! — дружно воскликнули старики. — Может и сын героем стать, если отец герой!
— До поры Полелюю ни слова, и вообще — никому, — предупредил Жихарь. — Давайте-ка сядем сюда, в тень, и поговорим. Мне у вас много о чем нужно спросить…
— Нам бы лучше на солнышко, — попросили Кот и Дрозд, и богатырь их уважил.
Жихарь в чердачное окно велел принести вина и лучшей закуски. Полелюй, в надежде на богатую награду, подавал сам, на подносе с чистым полотенцем. Он хотел было присоседиться к собранию на крыше, но богатырь вежливо, хоть и убедительно,
— Ну, отцы мои, — сказал он, когда старики угостились, — настал, хоть и с запозданием, час рассказать вам, где вы меня нашли и при каких обстоятельствах.
— Мы, нижеподписавшиеся, — привычно, как на допросе, забубнил Дрозд, — выйдя из рабочего помещения по естественным надобностям, услышали странные звуки и после тщательного осмотра места происшествия обнаружили…
— Да брось ты, дядюшка Дрозд! Говори свободно, нас туг никто не услышит. Я вот сейчас лестницу вытащу на всякий случай…
Решение было правильное: вытаскивая лестницу, богатырь стряхнул с нее Полелюева наушника из здешних постояльцев.
— Теперь говорите!
— Значит, так: мороз крепчал… — начал Дрозд.
— Дождь лил как из ведра, — добавил Кот.
— При полуденном солнышке…
— Как раз в полнолуние…
— Ясным ли днем…
— Темной ли ночкою…
— Светало…
— Смеркалось…
Словом, выяснилось, что ни времени года, ни времени дня старички припомнить не могут. Ладно, хоть кое-что у них в головах осталось!
— Только портки натянул, смотрю — лежит передо мной изукрашенная колыбелька!
— Почему лежит? Она же по ручью плыла, за куст зацепилась!
— Сам ты куст, котяра! Как же она могла плыть, коли была железная?
— Это у меня терпение железное — тебя переносить! Она же внутри пустая — вот и плыла!
— Голова твоя внутри пустая! Лежала колыбелька на тропе! Чтобы мы случайно мимо не прошли!
— Постойте, отцы! — не выдержал богатырь, норовя ухватить тайну хотя бы за хвостик. — Объясните подробно, что за колыбелька такая была?
— Обычная колыбелька, плетеная…
— Ну да! Плетеная, только из железных прутьев! Иначе как бы мы ее потом продали кузнецу?
— Не кузнецу, а старьевщику! А плашку из металла желтого цвета уже много позже прогуляли!
— Стой! — поднял руку Жихарь. — Какую такую плашку?
Разбойники недоуменно поглядели на него.
— Вестимо какую, — сказал Кот. — Ту самую, которую твой батюшка, должно быть, выковал и надписал…
— А матушка, должно быть, слезыньками полила, — уточнил Дрозд и пальцами показал, какого размера и толщины была плашка.
— Как же вы… эти… как посмели ее прогулять? — вскричал Жихарь, чуя, что хвостик тайны выскальзывает из рук, словно намыленный.
— Сам посуди — она ведь из металла желтого цвета, слыханное ли дело было не прогулять ее? Да и тебе молочко требовалось, — сказал Кот и даже облизнулся. — Молочко же в те времена было дорогое…
— А семечки еще дороже, — подтвердил Дрозд.
— Ну вы, блин поминальный, распорядились, — безнадежно сказал богатырь. — Ведь за такой кусок золота меня в этом молоке утопить можно было!