Коготь и Кровь
Шрифт:
В памяти всплыл образ женщины из отдаленной деревни на Драгеруне. Было подозрение, что местные сотрудничают с повстанцами, и хозяйка приказала ему выяснить, так ли это. Рони втерся в доверие к жителям, нашел доказательства и начал тихо устранять виновных. Муж той женщины оказался одной из его жертв. И она оплакивала его на плече кэтаса, не зная, что именно он оставил ее вдовой.
Слова, что говорила в тот день женщина, заставили кэтаса задуматься о природе скорби. Позже он слышал подобное не раз, но именно тот, самый первый случай, прочно врезался в память. И вот сейчас, когда горе Ксая начало потихоньку выплескиваться из него тихим шепотом, Рони с удивлением заметил, насколько оно похоже на
– Что ты оплакиваешь, создатель? – спросил он вслух с любопытством.
– Что? – вздрогнул от неожиданности Ксай.
– Я спрашиваю, кого ты оплакиваешь, если уже тогда знал, что больше не увидишь его? – Рони не ехидничал и не издевался, как делал обычно, сейчас это помешало бы его планам.
– Но это не значит… ты можешь просто дать мне побыть одному? – не стал объяснять Ксай.
– Нет, я не могу выйти за дверь, – невозмутимо ответил кэтас. – Но о чем ты сожалеешь? Объясни мне, я правда не понимаю.
– Ты не отвяжешься, да? – тяжело вздохнул Ксай.
– Нет.
– Я сожалею, что больше не увижу его, – после короткого молчания услышал кэтас тихий ответ. – Я скорблю, что больше не смогу поговорить с ним, он не засмеется, не хлопнет меня по плечу, не… еще много «не», Рони…
– Я, мне, меня… так ты горюешь не о нем, а о себе, – с пониманием протянул кэтас. – Ты больше не увидишь, ты не услышишь, ты не получишь совет или нагоняй… ты потерял. Почему ты не думаешь о том, что сейчас с ним? – удивленно продолжил он в звенящей тишине. – Да, он закончил эту жизнь, жизнь князя Дома Фаронар. Этого тела, с его чувствами и мыслями больше нет. Но осталась его сущность, душа. И она переместилась в сады Тимеры. Сейчас она отдохнет, насладится покоем и безмятежностью, погуляет по лесам и горам, посидит у реки или озера и вернется в новом теле. Да, он может уже стать не эльери, не правителем, но уверен, что окажется снова кем-то достойным. Не твоим отцом, да – об этом ты горюешь? – Рони перевел дух, удивляясь собственному красноречию. – Пойми, что там, в садах Тимеры, он уже вряд ли вспоминает о былой жизни, а готовится к новой. Но если вспоминает, если оттуда можно видеть, что происходит тут, как верят некоторые народы, то, может, ты позаботишься о том, чтобы он радовался тому, что видит? А что он видит сейчас? Он видит сына, на которого возлагал столько надежд, размазней, да еще и раздвоенной размазней! Соберись уже. И давай делать то, зачем мы сюда так упорно перлись! И ты сюда стремился больше меня.
– Как же иногда жаль, что я не могу тебе врезать, – вздохнул Ксай. – Ты не можешь дать мне просто…
– Нет, не могу! – воскликнул Рони. – Ты хочешь быть как все? Я нет. И твой обожаемый отец не был как все! Ты… мы с тобой – будущий князь, а ты хочешь быть как все, одним из серой массы? Да и как ты им станешь, ты даже разозлиться не можешь!
– Хватит… – Ксай закрыл уши руками, хоть и знал, что это не спасет от слов собственного второго я.
– Ксай, – неожиданно спокойно и серьезно сказал Рони. – Ты хотел объединиться. Я хочу того же, пусть мне и страшно. А еще я хочу познать то, что чувствуешь ты. Так что давай думать об этом. А потом мы погорюем вместе, но уже как одна цельная личность.
– Когда это мы поменялись ролями? – нахмурился Ксай. – Думать и произносить речи – моя задача.
– Сейчас у тебя как-то не очень это выходило, кто-то должен был, – ехидно заметил кэтас, а сам удивлялся, что это на него нашло.
– Может, и с профессором поговоришь ты? – горько усмехнулся Ксай.
– Не-не, я его не знаю. Ты его сначала подготовь, а там он сам захочет пообщаться.
– Да, ты прав, – вздохнул княжич. – Надеюсь, он подскажет, как нам соединиться.
– Он же не псионик, – удивился Рони.
– Но он многое
– Эй-эй, только не разводи слякоть снова, – тут же отреагировал кэтас на дрожь в голосе Ксая.
– Да, нужно привести себя в порядок и заняться делом, – не очень решительно заметил тот.
Ксай поднялся и отправился в ванну. Насколько мог осторожно, без резких движений, привел себя в порядок, надел штаны из той одежды, что купил профессор Рувин по дороге из штаба наблюдателей, и подошел к большому зеркалу. Впервые с момента пробуждения у него появилась возможность рассмотреть себя целиком и без спешки. Тогда, в спальне маркизы Морганы, удалось лишь бросить мимолетный взгляд на себя, но не вертеться же перед зеркалом под насмешливым взглядом драконицы?! В пути же ничего подобного ему не попадалось, разве что всякие витрины, только перед ними не раздеться. И вот теперь Ксай мог спокойно изучить себя, не только из любопытства, но и ради того, чтобы отвлечься от воспоминаний об отце.
– Пап? – тишину номера нарушил звонкий голос Лиранты. Она вошла разрумяненная с морозца и стряхнула с мехового ворота куртки снег. – Па?..
Но небольшая гостиная пустовала. Обычно профессор сидел на одном из двух полукруглых диванчиков, обитых зеленой кожей, с газетой в руках и чашкой джакки, местного тонизирующего напитка, на столике. Но сейчас Лиру встретила тишина. Хотя нет, из спальни Ксайрона слышались голоса. Наверное, отец успокаивает его после сообщения о гибели князя, решила она, вешая куртку в шкаф, и решила подождать. Но голоса звучали как-то не так, словно бы это один, но с разными интонациями. Да и отца Лира узнала бы. Заинтересованная, она приоткрыла дверь и замерла.
Он стоял лицом к зеркалу, так что ей открылся вид на широкие плечи и прямую спину, сужающуюся к талии – почти идеальный треугольник. Узкие брюки подчеркивали длину ног и… нет-нет, она не собиралась пялиться на то, что между ногами и спиной! Лира ощутила прилив крови к щекам и сосредоточилась на спине. Ой, сколько шрамов…
– Может, пострижемся? – услышала она его задумчивый голос.
– Придать форму стоит, – согласился Ксайрон сам с собой.
– Но ведь мешается же, да и мыть постоянно приходится.
– Тебе не нравится то, что ты видишь в зеркале сейчас? Армейский ежик не очень подходит князю.
– Нууу… – задумчиво протянул он. – Так я… мы меньше похожи на раба, да… Ладно, делай прическу…
– Но сначала общение, – вздохнул Ксайрон.
Он что, разговаривает сам с собой с разной интонацией, удивилась Лиранта.
– Привет, – Ксайрон неожиданно обернулся и расплылся в чувственной улыбке. – Ты не горничная. И кто же ты тогда?
– А… я… кхмм… – пролепетала она и тут же собралась с мыслями. – Я Лиранта, дочь профессора Рувина.
Теперь ей представилась возможность рассмотреть его лицо и обнаженный торс спереди. Выглядел Ксайрон года на двадцать три по человеческим меркам. Лира отметила жесткую линию губ, прямой нос, небольшой шрам под левым глазом. Глаза… они завораживали. Создавалось ощущение, что на тебя смотрят сразу двое, мальчик и убийца. Она моргнула и перевела взгляд ниже.
Без ошейника княжич смотрелся куда лучше, более правильно. В отличие от ее отца, волосы не покрывали ни его грудь, ни живот, от чего шрамы заметно выделялись белизной на смуглой коже. Как-то их много, отметила Лиранта механически, но все довольно мелкие, они исчезнут лет через пятьдесят-сто. Лишь парочка от действительно серьезных ранений останется навсегда. К ним прибавится тот, что нанес этот ненормальный Беркас. Рядом с этим шрамом висел Камень сердца, небольшой черный оникс на серебряной цепочке. Интересно, какой счастливице он достанется, мелькнула непрошенная мысль, от которой щеки снова залила краска.