Коинсидентология: краткий трактат о методе

Регев Йоэль

Однако на деле подобное утверждение неверно. Действительно, «не думай о другом» или «относись к другому исключительно как к оружию, но ни в коем случае не как к цели», является своего рода императивом коинсидентальной этики. Однако это «недумание о другом» является наилучшим способом о нем думать и с ним считаться.

Прежде всего, следует указать на то, что речь идет не о «моей» перспективе, а о перспективе конфликта - и она формирует мое «я» не в меньшей степени, чем чье­-либо другое. Однако этого недостаточно. Коинсидентальные ряды действительно являются своего рода «монадами, не имеющими окон»: каждый из них развивается по логике своего собственного внутреннего противостояния. В таком случае перед нами встает тот же вопрос, что и перед Лейбницем в его монадологии: если предикаты каждой из монад являются экспликацией ее понятия, если событие «перейти Рубикон» содержится в понятии «Цезарь» так же, как равенство суммы углов треугольника 180 градусам содержится в понятии треугольника, - как быть с солдатом цезаря, погибающим в гражданской войне? Ведь и в его понятии (отличном от понятия «Цезарь») содержится вся последовательность

репрезентаций, через которые он движется, вся последовательность происходящих с ним событий - включая эту смерть.

Лейбницевским ответом на этот вопрос является понятие «предустановленной гармонии». В некотором смысле оно означает, что солдат для Цезаря, солдат, участвующий в «спектакле» цезаря, не имеет никакого отношения к «солдату для солдата»; и точно так же «Цезарь для Цезаря» не имеет никакого отношения к тому «Цезарю», который фигурирует в жизни солдата. Однако континуум монады «Цезарь» и континуум монады «солдат» разворачиваются таким образом, что именно в тот момент, когда те или иные события происходят с Цезарем (и с солдатом-для­-Цезаря) в силу внутренней необходимости, заложенной в разворачивании понятия «Цезарь», те же самые события происходят и с солдатом, и с «цезарем-для-солдата» в силу внутренней необходимости разворачивания монады «солдат». Именно за эту предустановленность и отвечает сверх-монада «Бог», устанавливающая соответствие между различными континуумами и удерживающая их все в себе.

«Предустановленная гармония», конечно же, является лишь эрзацем совпадения. Ряды не нуждаются в том, чтобы их кто-то удерживал вместе - и в том, чтобы быть расположенными в специально для них достраиваемом псевдо-пространстве; удерживание-вместе удерживает себя вместе само. Однако сам лейбницевский принцип безусловно сохраняет актуальность и для коинсидентального метода. «Не позволяй мысли о другом отвлекать себя от его включения в твои собственные коинсидентальные ряды, рассматривай его исключительна как фактор в твоем собственном сражении - но не забывай о том, что и он обладает полной свободой делать то же самое с тобой» - вот полная формула коинсидентального императива. Лишь удерживание вместе двух полностью различных рядов и есть подлинно субстанциальное удерживание­-вместе-разделенного - удерживание-вместе удерживания-вместе; совпадение первого уровня - совпадения между разрозненными и изолированными друг от друга стычками, через которые проходит траектория движения, конституирующего нашу реальность, - может быть удержано в своем автономном статусе лишь при условии, что оно получает поддержку от совпадения второго уровня, совпадения между различными коинсидентальными рядами. Или, иными словами: выявление основного конфликта, выведение моей жизни из стихии патологического и превращение ее в бой, в котором я одновременно являюсь солдатом, генералом и революционным политиком, возможно только при условии принятия во внимания того факта, что настоящая война - это всегда война между двумя войнами, между двумя совпадающими коинсидентальными рядами. И именно такое совпадение второго уровня является зоной осуществления зум-движения, позволяющего превратить империалистическую войну в гражданскую.

16

Это означает, что областью настоящего разворачивания революционной политики является коинсидентальная сексуальность. Поскольку именно секс - это та область, где нам в непосредственной форме дано разворачивание абсолютно разделенных коинсидентальных рядов - которые несмотря на это удерживаются вместе и совпадают.

«Секс от первого лица... требует привычки: рваные вздохи, грубые шлепки, потная вонь от кожи, испещренной норами и оспинами, целый партнер с целым набором прихотей и капризов. Определенная животная притягательность в этом была, не поспоришь. Но в этой... этой местечковой похоти всегда имелась доля вражды, нестыковки асинхронных ритмов. Не было сходимости. Только перестук сталкивающихся тел в борьбе за господство, где каждый пытается навязать другому свой ритм»^[24].

В этом описании безусловно есть доля истины: каждый из партнеров полностью изолирован в своем аутичном процессе детерриториализации эрогенных зон, выводящем их из обыкновенной замурованности в замкнутых регионах телесности и включающем в континуум битвы за удовольствие; именно здесь коинсидентальное безразличие к другому достигает своего апогея. Но в то же время - и именно поэтому - именно здесь становится возможным совпадение второго уровня: две замкнутости в удовольствии, две несходимости совпадают и становятся прозрачны друг для друга. Для того, чтобы это произошло, необходимо, чтобы борьба за господство, за достижение тотальности удовольствия (не важно, своего или партнера) сменилась гражданской войной за вскрытие удовольствия изнутри. Необходимо проникнуть в самую сердцевину удовольствия, в самое средоточие нестерпимого, для того чтобы высвободить - на обеих сторонах битвы за удовольствие - силы совпадения, силы удерживания-вместе-разделенного, которые только и дают нестерпимому возможность властвовать.

Пункт закрепощения является также пунктом освобождения: все зависит от направления движения. Секс - это наивысшая форма проявления власти нестерпимого, и именно в этой высшей точке власть нестерпимого может быть сломлена и преодолена. Наша прикрепленность к реальности осуществляется областью генитального, и именно поэтому секс - это область, в которой возможно «переменить хватку».

Любое совокупление - это война между двумя войнами: войной (между партнерами) за удовольствие и гражданской войной, в которой именно настаивание

на несводимости, именно полное погружение в свой собственный ряд приводит к тому, что партнеры трансформируются в единый фронт сил совпадения, обращающий свою силу против тени невыносимого, отбрасываемой каждым и отягчающей его. В любом совокуплении ставкой всегда является вопрос о том, какая из чаш весов перевесит, будет ли совпадение побеждено удовольствием и коллапсирует в него («предустановленная гармония» является осадком, возникающим именно в результате такого коллапса), или же, наоборот, удовольствие окажется лишь изнанкой и внешней стороной удерживания-вместе.

17

Оргазмический гипер-жест является тем зум-движением, которое позволяет разомкнуть первозамкнутое, удерживающее ситуацию в ее границах (и выявляемое на стадии дефиниции как «стоящее на кону» основного конфликта) и произвести разрешающую трансформацию ситуации, изменяющую границы возможного, границы того, что можетбыть понято и того, что может быть сделано. Для обоснования этого тезиса необходимо прояснить два аспекта: жестово-схематическую природу сверхдетерминированного «основного конфликта» и жестовую природу оргазма.

Человек обладает доступом к абсолютному в силу того факта, что он является совпадением совпадений, удерживанием-вместе двух способов удерживания­-вместе: практического и логического. Мы всегда имеем дело с тем или иным конкретным удерживанием-вместе - удерживанием-вместе концептуальных содержаний или удерживанием-вместе габитусов. Но сам факт их совпадения, то есть того, что наш опыт (то есть данность субстанции для нас) является результатом одновременного разворачивания двух гетерогенных рядов, позволяет нам, удерживая их вместе (а не погружаясь в каждый из них), сделать объектом своего знания то, как осуществляется удерживание - те «порядок и связь», которые разворачиваются и в связывании разделенных идей, и в связывании разделенных дел, конкретная идентичность которых может быть дана только в этом одновременном разворачивании. Областью, в которой осуществляется этот «третий вид знания», знания не об идеях и не о действиях, но о форме их разворачивания, является область «схематического». Схематическое же здесь следует понимать в его изначальном смысле «выверенного движения борца» или «приема»^[25]. Собственно, уже в кантовском схематизме воображения схема означает некоторое правило и умение: умение набросать фигуру человека или собаки, не идентичное ни получающемуся в результате образу, ни концептуальному изложению в общих понятиях того, как это следует сделать, - то есть некоторую последовательность жестов связывания, лежащих в основе как понятийных, так и чувственных единств. Метафизические и теологические причины разного рода приводят к тому, что у Канта (как и у Спинозы) область практического оказывается идентифицированной с «протяженностью» или «чувственным». Однако куда существеннее само открытие Кантом области «схематического» (Хайдеггер справедливо указывает на него как на средоточие кантовского прорыва). Эта область кинестетически-жестового, область «вот еще немного туда, а потом чуть ближе и сразу резко назад» и является зоной разворачивания нашего знания о субстанциальном - и зоной освобождения субстанции. Мера реальности наших слов и наших действий, мера их веса и эффективности, мера их способности к авто-трансценденции, к выходу за пределы усваивания и осваивания невозможного определяются степенью их близости к этой жестово-пластической основе, их просвеченностью и зараженностью ею.

18

Именно кинестетический жест, последовательность сближений и отдалений, поворотов и петель и является «уравнением ситуации» - ее «идеей», тем, что определяет ее границы. Не первопереживание, но первожест определяет происходящее - с человеком, с культурой, с галактиками и атомами. Основой концептуальных и основой практических континуумов (это верно также и относительно каких угодно других модусов) является именно попытка приблизиться к конвульсивной последовательности, настаивающей на своем воспроизведении и навязывающей себя, развернуть ее в насколько возможно более полном виде. И именно этот первожест является тем первозамыкаемым, которое становится видимо благодаря наводке и фокусировке, осуществляемой детерриториализирующим выявлением основного конфликта ситуации: именно эта кинестически-пластическая конвульсивная последовательность и есть стоящее на кону, то яблоко раздора, которое стремятся себе присвоить противостоящие стороны - и которое служит водоразделом между ними. Нестерпимое конституировано как кинестетически-­жестовое.

Детальная разработка специфики этой области схематического, кодификации приемов, анализ генезиса сред, пространственности и темпоральности, базирующихся на этой кодификации, является одной из задач будущих наук о коинсидентальным. Для метода же важно обосновать возможность самого того поля знания, где наука о революции окажется соединена с сексуально-кинестетическим программированием, основывающемся на четверичном коде смыкание/размыкание - внедрение/изъятие. В этом аспекте существенно прежде всего то, что если узел замыкания ситуации обладает жестово-кинестетической природой, то именно к этому жестовому и должен быть применен разрешающий принцип материалистической диалектики. Повышение степени резкости возможно только при условии осуществления сдвига первожеста по отношению к самому себе, введения его в состояние вибрации, соскальзывания с самого себя, сбрасывания самого себя. Только так может быть выявлено, что на месте одного находятся два.