Кока-гола компани

Фалдбаккен Матиас

Нафуниль встречает их в Аль Мафарсе с распростертыми объятиями и добродушным смехом. Он здоровается с ними и смеется все более и более заливисто, осыпая их градом вопросов о том, помнят ли они «как эта бил на итоговий засидание, када ми все дирались и дирались с сюмашеедшим папой Спиидо?» Каско и Типтоп и Симпель кивают и говорят, что да, помнят. Нафуниль не перестает захлебываться смехом. И когда он разогревает бюреки, и когда достает лимонад, и когда говорит «эта угащение ат нас, мои самие сильние в драках друзья ха-ха-ха!», он все продолжает давиться от смеха. Симпель и Типтоп и Каско вежливо благодарят, но никто из них не в состоянии ответить на турецкий восторг Нафуниля той же монетой.

Получив бюреки, они усаживаются за один из двух имеющихся столиков. Нафуниль присоединяется к ним, но вскоре снова подскакивает, чтобы сходить в туалет. Типтоп собирается туда вслед за ним, но это легче сказать, чем сделать. Надо сказать, Типтопу всегда казалось, что дерьмо взрослых мужиков попахивает жареным кофе, но Нафуниль ухитряется на хер какать с такой мощнейшей моккачиновой вонью, какой Типтопу никогда не доводилось испытывать. Чтобы не потерять сознание в сортире, ему приходится вдыхать и выдыхать судорожными рывками, как идиоту. И не особенно приятно, что Нафуниль, когда он выходит из туалета, смотрит на него с радостным ожиданием и говорит: «Агааа, ти вииижил Тииптоп. Хахаха! Я однако ни пашла би в эта тувалет дажи эсли би мине заплатили миллион! Хахаха!» Давясь от смеха, он кивает то Симпелю, то Каско, и говорит: «Первий миравой вайна эта били семички па сравнение с тем чито Типтоп пришлось сичас пирижить в тувалете, ХАХАХА!» «Смешно, Нафуниль», кисло отвечает Типтоп и садится. Он не в состоянии ни есть, ни даже смотреть на чертов бюрек, лежащий перед ним.

Около четырех Каско оказывается у дверей Айзенманна. Айзенманн дома и отпирает, несколько удивившись визиту, у него не так часто бывают гости, во всяком случае, не народ из ЕБУНТ. Он впускает Каско в свой безумный срач, вполне готовый к тому, что речь пойдет о какой-нибудь услуге.

— Да, конечно, есть у меня немножко, не проблема, Каско, отвечает Айзенманн на запрос Каско относительно снега.

— Клево, отлично… я тут собирался завтра пойти с Симпелем на елку к Лонилю, они будут отмечать окончание четверти, вот и не знаю, справлюсь ли я с таким раскладом, не приняв малехо…, говорит Каско.

— Не, я просто ну никак не усеку, какого рожна ты вообще хоть хрена делаешь для этого типа, совершенно задаром. Не, мне этого хоть ты тресни не допереть, говорит Айзенманн. — Он меня один раз вынудил пойти на какое-то там нафиг собеседование однажды, там были, это, я, Лониль, Симпель и учительница Лониля… как там ее к ебене матери зовут… но я уж бля потребовал оплаты. Я такие вещи на хер даром не делаю. Это пусть никто на хер и не мечтает. Ты-то зачем это даром делаешь? Ну никак не усеку.

— Да хрен его знает, так как-то. Мне Симпель нравится. Вот, наверное, и все дела. А тебе-то тоже, наверное, не стоит вечно кукситься, верно, только из-за того, что случилось перед итоговым заседанием?

— Только из-за того, что случилось? Да меня же еб твою чуть не убили! Самоорганизующаяся программа ЕБУНТа это, конечно, распрекрасно, но я свою сраную жизнь за нее отдавать не намерен. Так и зарубите себе на носу. А с другой стороны, я никакой герильи не замышляю, что бы там Симпель себе не воображал. И вообще, это уже не в первый сука раз Симпель меня так обложил, вот каждый к ебене маме раз, как приходится что-нибудь делать для него, я получаю нахлобучку. Вот можешь это зарубить себе на носу. Он меня ну просто жутко обсирает.

Айзенманну 29 лет. Каско часто восхищается его телосложением и кондицией. Он не может понять, как это возможно, выглядеть как Айзенманн, не занимаясь постоянно спортом. Не то чтобы Каско приходилось стыдиться своего собственного тела, но ведь он несколько раз в неделю ходит на фитнес. А Айзенманн только и делает, что курит да закупает продукты и реквизит для нужд концерна. А в остальное время он так и сидит один в своем сраче. Если честно сказать, Каско не совсем понимает, чем он сам занимается, когда не работает.

Он озирается в квартире и думает, что Айзенманн, наверное, что-нибудь собирает.

— Слышь, Айзенманн!

— Ну? (Айзенманн возится в спальне, ищет снег для Каско.)

— А для чего все эти прибамбасы?

— Какие прибамбасы?

— Ну вот все эти херовины у тебя в доме.

— Да всякое дерьмо.

— Дерьмо?

— Разное дерьмо. Ну копится всякое дерьмо.

Айзенманн выходит из спальни со сравнительно большим пакетом снега в руке. Он высыпает капельку на край стола в гостиной — это единственный во всей на хрен квартире клочок незагаженного пространства — и начинает измельчать товар и делить на порции. Каско смотрит на него.

— Да здесь же до хера какая куча?

— Ну и не до хера больше, чем у других.

— Я блин так много дерьма дома не держу.

— Не держишь, а вот зато у тебя бля и интересов-то никаких нет. И это понятно. Когда ты счастлив, то тебе дерьма не надо, тебе никакие интересы не нужны, если ты счастлив. А люди, которым приходится беспокоиться единственно о том, когда же им в следующий раз предстоит трахаться, это, по моему определению, счастливые люди. У тебя нет никаких причин копить дерьмо. Тебе, небось, это противно. С какой бы стати ты вдруг стал окружать себя дерьмом, да?

— Да хрен его знает. Не знаю, на фиг мне.

— А, вот именно. И Типтоп также. И Мома-Айша. Мома-Айше кое-какие шмотки для ребенка нужны, но в остальном-то ведь это только симпелево дерьмо валяется по всей их хазе. Журналы, ну и прочая дрянь. А вот возьми Спидо. Ему быть алкашом в кайф. Он просто офигенно счастлив. Точно говорю. И в его квартире даже намека нет на дерьмо.

— Да. Блядь. А мне это и в голову не приходило…

— Конечно. А тебе и не требуется сидеть да мыслить, верно. У тебя нет никаких причин выбрасывать время на то, чтобы придумывать, какое у тебя мнение о том, о сем. В этом твое преимущество.

— Не… Да …, говорит Каско, ему охота убраться поскорее, но Айзенманн продолжает.

— Я первый раз подумал, что вещи — дерьмо, пару лет назад, я в автобусе ехал. И рядом со мной сидели какие-то девахи, они из ИКЕИ ехали с такими здоровенными мешками ИКЕЯ, битком набитыми вещами, которых они накупили там. Совершенно, ну абсолютно нормальные девахи, ничего в них такого необычного, лет так по двадцать-двадцать пять, они болтали о том, чем бы им потом заняться, время как бы уже шло к ужину, да я и слушал-то вполуха, пока одна из них возьми да и скажи, мол, можно пойти туда-то и туда-то и сделать то-то и то-то, после того как они дома оставят все это дерьмо. Вот именно так она и сказала. И я тогда все рассек. Если деваха двадцати пяти лет сидит в автобусе и во всеуслышание готова признаться, что то, что она к ебене матери вот только что себе купила, это дерьмо, то какой же может быть вопрос. Все аккумулируют дерьмо, в большей или меньшей степени. Скапливается куча вещей. Бомжи, которым негде хранить ихнее дерьмо, таскают его повсюду на хер с собой. А наличие квартиры по большей части служит поводом устроить склад всяческого дерьма. И так далее. Вот, собственно, и вся штука. Все притягивают дерьмо. Я притягиваю много дерьма. Так тебе сколько снега дать?

— Ну, вот так… ага, столько, мне будет в самый раз.

— А ты еще кого из наших видел?

— Да, мы только что встречались с Типтопом и Симпелем, Симпель нам показал фотки, которые он сделал во время акции… это, короче, он вчера вечером.

— А, так. Ну вот на тебе, Каско, дарю.

— Да ну, Айзенманн, блин, я заплачу, у меня есть.

— Да ладно, забудь. В следующий раз за нас обоих заплатишь.

— А ты не хотел бы поучаствовать в нашей с Типтопом и Мома-Айшей тусовке, ЭЙФОРИУМ называется, а? Если хочешь, то пожалуйста. Я серьезно, мы с Типтопом уже говорили о том, чтобы тебя позвать. Мы тут на выходных чуток этим занялись. Все было окей.