Коктейль из развесистой клюквы
Шрифт:
— Угу, — согласно буркнула Ирка.
Мы двинулись к флигелю, по-прежнему пригибаясь, короткой вереницей: мелкая Дуся, потом более крупная я, а в хвосте — габаритная Ирка.
— Как слоники на комоде, — пробормотала я, представив, как это выглядит со стороны.
— Гав! — сообщила Дуся, подойдя к закрытой двери флигеля и для понятности положив на нее лапу: мол, тут Аслан.
— Отойди в сторонку, детка! — тихо прогудела Ирка, одним движением отгребая в сторону и меня, и Дусю. Я даже не поняла, кому из нас она это сказала!
Дуся чинно села на попу, я привалилась к стеночке под темным окном. Ирка толкнула дверь.
— Ку-ку? — вопросительно пропела подруга.
Вытягивая шею и носки, как идущая по болоту цапля, она осторожно вошла в домик, и дверь за ней захлопнулась. Я подождала секунд десять — ни звука, ни движения!
— Что такое? — пожала я плечами, запачкав бабкин салоп побелкой стены, поднялась и крадучись двинулась к двери.
Толкнула ее, шагнула через порог в кромешную темноту и совершенно машинально подняла руку: я жила в этом флигеле почти полгода и еще помнила, в каком месте на стене расположен выключатель. Однако включить свет я не успела. Меня ослепил острый луч фонарика, руки мои попали в захват, а на физиономию кто-то невидимый ловко налепил кусок липкой ленты, таким образом лишив меня возможности выразить удивление и протест. Фонарик погас, меня завертело, и какой-то смерч с грубыми мужскими руками уволок меня в дальний угол комнаты. Потом меня ударили под коленки и одновременно нажали на плечи. Я сложилась пополам и в таком компактном виде была без особой аккуратности уложена на пол. Смерч протопал в обратном направлении, коротко пробубнил что-то низкими голосами, и в комнате снова стало тихо, только в ухо мне кто-то жарко сопел.
— У-у? — вопросительно промычала я, чувствуя себя оскорбленной и униженной тем, что меня свалили в угол, как тюк.
— У! — ответил соседний тюк.
Я потерлась о него щекой и ощутила гладкую поверхность кожи и скользкий холодок шелка, слабо пахнущего антистатиком «Лилия». Это позволило мне опознать Ирку, которая была одета в кожаную куртку с шелковым шарфом. Как хорошо, что подружка сняла с себя посторонний пододеяльник! В чужой постельной принадлежности я бы ее, пожалуй, не узнала.
Я посучила ногами, которые, в отличие от рук, были свободны. Нашла Иркину ногу и потопталась по ней, отбивая сигнал: "Топ! Топ! Топ-топ-топ! Топ-топ-топ-топ! Топ-топ!" Так трубят в свои дудки футбольные болельщики, а у нас с подружкой эта разновидность морзянки является условным стуком в дверь.
Ирка, очевидно, поняла, потому что перестала ерзать и громко сопеть. Я немного успокоилась и только собралась внимательно оглядеться по сторонам, как дверь в дальнем конце комнаты снова открылась! Фонарик выхватил из темноты ноги в ботинках — все, что выше, скрывала от моих глаз крышка стола, под которым нас с Иркой уложили. В ожидании развития событий я затаила дыхание.
Антон Еремеич сидел на дощатой лавочке в укромном уголке двора, ведя неравную борьбу со склерозом. Взрослый сын деда Антона Пашка, безмерно утомленный папашиными путаными воспоминаниями о коллективизации на Кубани, выдворил батю подышать свежим воздухом.
— Погуляйте, папаня, перед сном, — раздраженно напутствовал он Антона Еремеича. — Дайте хоть телевизор спокойно посмотреть!
Дед Антон послушно напялил ватник, взял газету, сунул за щеку внуков чупа-чупс и вышел во двор. Газету он постелил на сырую лавочку, сел, запахнул поплотнее ватник, перекатил за щекой леденец и выцветшими голубыми глазами обвел доступный его взору фрагмент двора. Летом вокруг лавочки буйно цвели и зеленели декоративные растения, сейчас же тут особенно не на что было посмотреть. В осенне-зимний период
— Кис-кис-кис! — тихо позвал Антон Еремеич, завидев в дальнем углу двора что-то белое.
Ему хотелось приблизить к себе арену любовных битв, но мелькающее за кустами белое тело было гораздо крупнее среднестатистической кошки. В распаленном воображении Антона Еремеича мелькнула дикая мысль, будто сегодня в его сад забрела амурно настроенная парочка слонов, но потом он понял, что видит трепещущее полотнище вывешенного на просушку пододеяльника. Старик разочарованно вздохнул, и тут пододеяльник высоко подпрыгнул и задергался, словно терзаемый любовной лихорадкой! Сливающиеся в экстазе пододеяльники — это было уже чересчур! Антон Еремеич тихо встал со скамейки и, прячась за яблонями, подкрался поближе.
В углу двора возились две фигуры, одна темная, другая, наоборот, совсем белая. Потом белая фигура сняла с себя балахон, который и впрямь оказался пододеяльником, и дед Антон со всей определенностью понял, что перед ним два человека. Почему-то он даже не подумал, что они забрались в сад с игривыми мыслями.
— О! Да это, брат, жулики! — словами Карлсона из детского мультфильма охарактеризовал ситуацию Антон Еремеич.
Подозрительные личности между тем перелезли через низкий заборчик на соседний участок. Дед Антон выпятил грудь колесом и почувствовал необходимость защитить одинокую старушку-соседку, ее имущество, а возможно, и жизнь. С этим героическим настроем Антон Еремеич потихоньку, чтобы не побеспокоить сына и невестку, прокрался в дом и снял со стены берданку. Восьмилетний внук на это действие деда отреагировал вопросительным хлопаньем длинных ресниц.
— Тс-с-с! — заговорщицки шепнул внуку Антон Еремеич.
С берданкой под мышкой он вышел из дома и длинным шагом разведчика заскользил по едва заметному следу, оставленному в сырой траве подозрительными пришельцами. Опираясь на берданку, старик перебрался через забор и прислушался. Во дворе было тихо. Флигель был темен, свет горел только в окнах большого дома. Антон Еремеич подобрался к окошку, всмотрелся в просвет кружевной занавески и увидел накрытый стол, за которым никто не сидел.
— Не понял? — пробормотал себе под нос дед Антон, с берданкой наперевес поднимаясь на крыльцо.
В комнатах никого не было. Приглушенный шум доносился из кухни, которая тоже была пуста. Зато в погребе, похоже, кто-то был, и этот кто-то активно рвался на свободу. Недолго думая, Антон Еремеич отодвинул засов, открыл люк и, тыча в погреб дулом берданки, грозно сказал:
— А ну, кто там? Выходи по одному!
В подполье звякнули банки, что-то стукнуло, и по деревянной лесенке в пять ступеней в кухню выбралась хозяйка дома. Баба Маша энергично двигала челюстями и распространяла вокруг себя бодрящий запах квашеной бочковой капусты. Дед Антон чутко повел носом и сглотнул слюну.
Увидев перед собой старика с ружьем, баба Маша перестала жевать и скорбно вздохнула.
— Значит, пришли, супостаты! — скорбно констатировала она.
Дед Антон, который самолично наблюдал вторжение на соседский участок граждан, которые свободно могли быть упомянутыми супостатами, сокрушенно развел руками.
— Но в доме их нет! — поспешил он доложить бойкой бабке, признавая в ней командира.
— Прячутся, изверги, — кивнула баба Маша, наскоро прикидывая диспозицию предстоящего сражения.