Кольца Всевластия
Шрифт:
Сначала он бежал от леса. Теперь, сделав петлю, он снова приближался к лесной опушке. Может быть, ему удастся затеряться в лабиринте деревьев? А если нет, он умрет от безжалостного удара могучих рук, как та девушка.
Лес приближался, но одновременно и силы Гилфаласа таяли. Каждый шаг давался ему все с большим трудом. Внезапно он понял, что враги окружили его. Они догнали его и теперь стягивают кольцо.
Теперь Гилфалас понял, что чувствует рыба, пойманная в сеть. Выхода не было.
Он понимал, что это конец. Гилфалас положился на судьбу, закрыл глаза и стал ждать смертельного удара…
Сквозь опущенные веки он увидел
Свет обжигал.
Существо по имени Легион было ослеплено и отвернулось от блеска, столь внезапно разлившегося вокруг его жертвы. Прочь от света, что появился над обладателем ауры.
Сагот гордился тем, что охотился и наконец поймал свою жертву. Никогда прежде не высылал он столь много своих тел в разные направления и в разное время. Он был ловцом, расставляющим сеть, и одновременно являлся сетью. Он достиг блестящего результата, одновременно ведя и координируя столь много различных своих частей. Впервые в жизни Сагот был горд за себя.
Себя?
Я?
Я, меня, мне, меня, мной, обо мне…
Но там, где есть Я, там ведь есть и…
– …Ты, – произнес голос из золотого сияния, и этот голос раздавался непосредственно в его душе. – Что ты? Кто ты?
Существо по имени Легион корчилось в лучах обжигающего света. Оно прикрыло глаза руками, так же поступили и все его тела, но от сияния невозможно было защититься, оно было повсюду. Существо было в гневе. Оно достигло большего, чем ему позволили его создатели; оно шагнуло от безликости к осознанию себя.
– Я – это множество.
И в тот самый миг, когда оно осознало это, свою суть, свое «Я», оно же и осознало свою беспомощность. Ибо Он – тот, кто стоял перед ним, – был могуществен и одним взмахом своей руки мог отправить его в пустоту, откуда оно и пришло.
Рука застыла над ним.
– Ты не предусмотрен в плане Божественной Четы, но я не хочу тебя убивать. Я нареку тебя именем Теотормон – что означает Множество, ставшее единым целым. А теперь отправляйся спать, пока не придет время, чтобы ты выполнил свое предназначение.
И больше не было ничего, кроме тьмы, сна и безмолвия.
Гилфалас отважился открыть глаза. В воздухе над ним парил некто прозрачный как стекло и весь наполненный светом. Он был одновременно подобен юноше и стар, преисполнен умом Владыки и красотой Владычицы. На его челе лежала печать мудрости, а рука олицетворяла силу. Волосы его были подобны пламенеющему золоту, а лицо белее снега. Своими чертами он походил на эльфов, но был ещё более прекрасен и благороден. И хотя Гилфалас никогда не взирал на него с близкого расстояния, он понял, чей образ предстал перед ним: Арандур Элохим, Князь Высшего Мира, Мастер Магии, Владыка Колец.
Крик сорвался с уст уродливых создании, когда вокруг Высокого Эльфийского Князя возник золотой свет и начал разливаться по земле.
Как будто повинуясь тайному приказу, все враги замерли и рухнули на землю. Пока они лежали, свет залил их тела, поднял в воздух и унес прочь. Сделано все это было без всякого насилия; нет, тела парили в воздухе плавно, словно пушинки на ветру.
– Обладатель кольца, – произнес Эльфийский Князь. Гилфалас поднял голову и встретился глазами с парящим. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть, но не от страха, а от благоговения, подобного которому он никогда не испытывал. – Приди ко мне в Зеленторил,
– Я не знаю, как туда добраться, – пробормотал Гилфалас.
– Тебя отведут. Соберись с силами и жди проводников, – ответил Высокий Князь.
Парящий померк, как мираж, а затем и вовсе рассеялся, подобно дыму потухшей свечи.
Эльфа вновь окутали сумерки. Измученный, потрясенный увиденным, Гилфалас опустился на колени, поднял глаза к эльфийским звездам, сверкавшим на небе во всем своем великолепии так, как он и представлял их в своих снах, и возблагодарил Божественную Чету за их доброту.
Затем он принялся ждать тех, кто должен отвести его в Зеленторил, где ему предстоит поведать Высокому Князю о том, какая опасность угрожает Среднеземью.
Вскоре он увидел четырех эльфов из числа тех, чей праздник столь внезапно был прерван появлением тварей. Среди них находился и Арлурин – тот самый музыкант, с которым разговаривал Гилфалас.
– Князь повелел нам отвести вас к нему.
Гилфалас кивнул. Он пытался прочитать в глазах этих эльфов упрек за то, что привел за собой в Высший Мир эти ужасные создания, результатом чего явились смерть и страдания. Но даже если Арлурин и питал к нему неприязнь, то никак её не обнаруживал. Во взглядах его спутников также нельзя было прочесть ни грусти по поводу потери, ни боли, ни гнева. Это было нечто другое – естественное любопытство, как будто для них это был новый, неожиданный поворот в игре, в которой они участвовали. Эльф из Среднеземья не знал, как к этому относиться.
– У вас достаточно сил, чтобы двигаться дальше? – задал ему вопрос Арлурин. – Мы можем подождать. Время не имеет значения.
– Я должен идти: темные эльфы угрожают Среднеземью. Поэтому – в путь!
– Как скажете, – ответил другой спутник, имени которого Гилфалас не знал.
Гилфалас представился и в свою очередь узнал имена остальных трех: Лиандир, Делаурин и Нандарос.
– Скоро нам приведут лошадей, – сказал последний. – Так мы доберемся до места быстрее.
Они вошли в лес, огромные деревья возносились к небу, подобно живым колоннам. Высокие кроны выделялись в лунной ночи филигранными тенями, хорошо видящий в темноте эльф мог различить в них каждую деталь. Некоторые деревья возвышались над землей более чем на сто пятьдесят футов, а возможно, и на все двести. В диаметре деревья были от двадцати до тридцати футов. Гилфалас был очарован этим видом, поскольку сам вырос в знаменитом лесу Найт Таларин в Среднеземье, который тем не менее не мог похвастаться такими великанами. Но Гилфалас не испытывал зависти: хотя лес Талариэля был не столь уж велик, он все равно оставался его родиной.
Следуя за этой мыслью, он вдруг подумал о другом. Всем жителям его родины, так же как и другим Свободным Народам, одинаково угрожают темные эльфы. Он ускорил шаг. Его проводники не отставали, а поскольку они были не особенно-то разговорчивы, то и Гилфалас счел за благо хранить молчание.
На восходе солнца они услышали приближающийся топот копыт, Гилфалас был рад этому, поскольку уже не выдерживал темп, который сам и задал.
Молодой всадник по имени Филиндрин привел четырех благородных белых скакунов, которые были такими же крупными, как боевые кони тяжелой имперской конницы, но одновременно с этим оказались горячими и стройными, как рысаки кочевников.