Кольцевая дорога (сборник)

Пациенко Геннадий

Искать их на жнивье было каждому не в новинку. Но собирать сообща, одной длинной шеренгой, нам доводилось впервые. Лучше школьников никто не смог бы это сделать. Глаз у малышни зорок и вездесущ, редкий колосок останется незамеченным.

За нами, чуть поотстав, шла классная руководительница, привычно дававшая немудреные указания: не забегать вперед, не отставать, не баловать, не молоть почем зря языками.

Шурша по жнивью худой обувью, мы цепко обшаривали глазами поле. Порой колос замечали сразу несколько человек. Успевали быстрые и проворные и радостно прятали

его в сумку.

— А норма какая? — спрашивал Сенька, шедший рядом с классной руководительницей.

— А я разве не говорила?

— Нет.

— Не может быть!

— Не говорили, не говорили! — подтвердила и наша троица: Славка, Женька и я.

— Ну, значит, забыла. Спасибо, Семен, напомнил. Три сумки норма!

— А дальних отпустят раньше? — поинтересовался Славка.

— Как директор решит…

— А если норму выполним?

— Тогда отпустят.

Ребята из дальних деревень тешили себя надеждой уйти с поля пораньше. Добираться домой по осенней темноте не очень-то весело. Самой дальней и была как раз наша троица. Возвращаясь сумерками, мы обычно жались друг к дружке и с тревогой оглядывались поминутно на кустарники и дорогу, на которой иногда за полтора часа ни души не встречалось.

Набрать три сумки колосьев — легко на словах. Сумки у каждого почти одинаковые, военно-полевые. Иной колосок был переломан и так в стерню втоптан, что приходилось его почти выковыривать. Попадались лежащие и поверх стерни: брать их — сущее удовольствие. Крупные, да еще с длинным стеблем, они лежат прямо перед тобой — нагнись и бери. И грешно было бы такому красавцу колосу пропасть от осенних дождей.

Но таких «легких» колосков было мало. Вскоре мы убедились, что наполнить три сумки, идя в шеренге, вряд ли быстро удастся.

Но не зря же слыла тройка дальних самой разбитной и проворной! В головушках наших забродило шальное: пусть огульно ищет колоски Сенька, его дом близко, рядом, в поселке. А нам некогда. Нам бы и книжку получить, и дотемна домой прийти…

Недалеко сосредоточенно и поглощенно Сенька обшаривал стерню. И тресни сейчас хоть небо, он и глазом не моргнет, бровью не поведет, чтобы прервать такое важное дело.

Мы полушепотом договорились незаметно ссыпать набранные колосья сначала в одну чью-нибудь сумку. Набрав таким образом пять сумок, на кого-то — Славку, Женьку или меня, — мы, без сомнения, должны получить после этого книжку. Она станет подарком для всей малышни нашей деревни, начнут они по очереди читать ее, а нас будут считать героями и победителями.

В марте мы уже заработали одну книжку. Нам дали ее за рекордно собранную в конце зимы золу. Скота в колхозе осталось мало, навоза для удобрения не хватало. Решили вывозить на поля печную золу.

Чем не работа для ребятни — выгребать из загнеток золу, когда печь истоплена. Золу ссыпали в загодя расставленные деревянные ящики и затем на санях увозили в заснеженные поля.

Когда засеяли и, забороновав, оставили поля ждать теплых дождей, председатель уехал с отчетом в город. Там он раздобыл через «десятые руки для пацанья лично» новехонькую книжку «Робинзон Крузо». Читали ее по очереди,

а потом в кустах за деревней строили шалаши и воображали себя робинзонами.

За что только мы не брались после этого! Пасли коров, стерегли коней, окучивали картошку, ворошили, гребли и возили сено, складывали снопы — везде помогали, как могли и умели.

Теперь же мы стали «дальники», ходили в поселковую школу.

Зимой, когда утром еще было темно, мы жгли налитый в банки мазут. Банки прицеплялись к длинным проволокам. Крутя огненными пугалами, освещали себе дорогу… Готовили банки еще с вечера. На дно клали и заливали мазутом или соляркой ветошь. Пугало должно было светить, пока его не погасят. Банки прятали на подходе к школе в кустарниках. И бережно уносили назад как первостепенную надобность.

Кому же как не нам, дальним, и было сейчас отвоевывать книжку?! В глухой и бездорожной нашей деревне она была нужнее, чем здесь, где и магазин, и клуб, и библиотека!

Сдавать колоски бегал я. По две плановых сумки для виду, а то и по одной, надлежало отнести в конце работы Женьке и Славке.

Высыпая колоски в стоявший на весах ящик, я едва не вытряхнул и забытый на дне сумки, исколотый Сенькиной ручкой драник. Перекладывая в карман, я почувствовал голод и решил было потихоньку съесть его. Но увидев свободно и часто склоняющихся над жнивьем Женьку и Славку, передумал: люди гнут спину ради моего рекорда, а я тут есть буду. Голодать — так вместе!

Я подошел к Женьке и Славке.

— Ты что задерживаешь? — укоряюще зашептали они. — Давай сумку!

Оказалось, пока я ходил, ребята немало насобирали. Как только Сенька склонился к стерне, они мигом пересыпали мне колосья. И я, для приличия потоптавшись, потянув время, понес сдавать сумку снова. Так я ходил и раз, и два, и три, усердно увеличивая свой рекорд.

Сенька вроде бы ничего и не видел, близоруко сгорбившись, глядел только под ноги. Сумка его свисала до самой земли. Время от времени он опускал в нее руки и, как мне казалось, подносил их затем к лицу. Я заинтересовался и начал исподволь наблюдать за ним.

Скоро без труда разгадал Сенькину тайну. Держа руки в сумке, он неприметно тер, вылущивал колосья, выдувал мякину и торопливо поедал зерна. При этом сопел, надувал щеки. Значит, сдавал-то он одну шелуху!

Утренняя обида на Сеньку еще держалась во мне. Надо бы проучить его — не весь же день валять ему дурака.

— Ты что это делаешь? — возмутился я над самым его ухом. Он в испуге отпрянул.

— Тебе-то что?..

— Ты же мошенничаешь!..

— Есть хочу, — сознался он убито и тихо.

— Все хотят. Не ты один.

— Дал бы мне лучше драник, — сказал, глядя в сторону.

— У меня больше нет…

— А тот, который на уроке дарил. Он ведь мой.

— Почему это твой?

— Ты мне его отдал. Значит, мой.

— Я его выбросил.

— Вы-ы-ыбросил?!

— Да.

Сенька недоверчиво покосился.

— Когда книжки складывали, — пояснил я. — Взял и выбросил. В траву.

— Может дел?..

— Воронье давно подобрало.

— Врешь ты. Просто жалко.