Кольцевая дорога (сборник)
Шрифт:
И я услышал, как клювом ударилась она о стекло. Растерянный и смятенный, я рванулся в прихожую. Сердце сжала щемящая тревога, что могло быть глупее и хуже, чем погибнуть в комнате на берегу моря?
Оконные стекла в прихожей выдержали ее удар. Под потолком трепыхал вновь темный комочек. Облетев несколько раз комнату, ласточка вырвалась в балконную дверь наружу, вскрикнула в полете от радости. Она исчезла наподобие пушинки
Шли дни, и за всю весну не было у меня большей радости, как радость от ночевавшей по дороге на родину ласточки.
И пока жил я у моря, всегда держал балконную дверь открытой — вдруг да залетит случайно изнемогшая птица?
Стаями и в одиночку пролетали они над приморским поселком, спешили к своим гнездовьям и гнездам, а я ждал, не закрывал стеклянной балконной двери, не гасил света, дрожал под одеялом…
Но ни одна из ласточек ко мне больше не залетела.
За полосой прибрежных деревьев стонуще билось о берег море, пленило и полнило весеннюю ночь звучными всплесками.
Согреваясь, засыпал я незаметно под шумящий прибой и думал часто о ласточках, садящихся на мачты кораблей, перелетая море. А то воображал их на проводах, одной большой стаей, перед тем как покинуть гнезда.
«Прощай, матушка-Русь! К теплу потянусь!» — вспоминалась мне кстати и некстати пословица.
И в прощальной птичьей многоголосице был голос и моей ночной крымской гостьи…
И не однажды думалось: какую же весть приносила ты из-за моря, что сулила мне, первая в весну ласточка?
В ответ с монотонной привычностью шумело вечернее море. Волны белели и бились, листали в ветреной темени вечную книгу, читать которую нам суждено всю жизнь.
Два звука
Я лежал на прогретом у моря песке и, не поднимая головы, прислушивался к звукам. Их было два. Один я хорошо различал и знал, отчего и как он возникает… Второй же казался мне зыбким, щемяще-сладостным малиновым чудом, и я боялся шевельнуться, боялся потревожить его или рассеять. Я явственно слышал звук колокольцев, четко улавливал их бренчание. Они словно бы возникали справа и слева, внезапной дробью тревожили душу. И то тянулась, то замирала, затаивалась на их звук душа, не веря, что в южной осени мглисто рассыпается невидимый чей-то звон. Чей и откуда он? Чья упряжка, какой ездок
И как возник в наши дни этот забавный звук, когда и в помине-то нет никаких троек, тарантасов, шарабанов, основательно вытесненных упорным автомобильным наплывом?!
Колокольцы меж тем нет-нет да и отзывались чарующим тихим стоном. Но лишь тогда, когда не глушил, не перекрывал их второй, тугой и более сильный звук, как-то сразу же мною распознанный.
Он был привычен — знакомый звук самолета.
Затаенно лежал я, пытаясь вникнуть и разобраться в двух озвученных, непохожих друг на друга мгновениях.
Звук колокольцев, размышлял я, древен, почти забыт, быть может, оттого и непривычен. Звук же пропеллера известен каждому и, пожалуй, где-то даже обыден. Я ловлю одновременно оба звука, и кажется при этом, будто они соперничают друг с другом.
Первым я ищу вокруг себя тоненький, паутинный голосок колокольчика. Оглядываю внимательно местность. И невдалеке вижу: подросток запускает с футбольного поля маленькую модель самолета. Ее моторчик нарастающе оглашает роскошь осеннего дня, врезается стремглав в октябрьскую голубизну.
Модель, кувыркаясь, делает виражи. И как только иссякает в самодельном моторчике запас бензина, приземляется точно, легко и быстро. Гибкий подросток тотчас бежит к ней. Он берет с земли созданное им творение и радостно несет к месту запуска. Наступают несколько минут благословенной врачующей тишины, в которой вновь возникает знакомое звяканье колокольцев.
Но в кратком затишье я успеваю теперь уловить, что звон доносится не со стороны дороги, как полагал я вначале, а от моря, от самой воды, от чего-то как бы понизу движущегося…
Я удивленно вглядываюсь в светло-желтую песчаную полосу. Видны рыбацкие удилища. На их-то лесах и висят маленькие колокольцы, позванивающие от трогающей приманку рыбы. Малиновым звоном осыпают они осенний берег. Вот оно, древнее чудо, в памяти воскресившее исчезнувший звук. Наивно не догадаться об этом сразу!
А в душе — невысказанное благодарение рыбакам за их колокольцы, что пронесли близ тебя невидимого ездока да припомнили тютчевское: «Впросонок слышу я — и не могу вообразить такое сочетанье, а слышу свист полозьев на снегу и ласточки веселой щебетанье».