Кольцо Афродиты
Шрифт:
– До чего,- повернулся он к Котовскому,- у вас,- говорит,- Петр Петрович, умная лошадь.
– А то!
– говорит Котовский.- Я с ней ни за какие деньги не расстанусь.
– Поверите ли,- продолжает Иисус,- вам за нее ясчык водки предлагали. Хуй вы согласились.
– Анацефал,- сказала лошадь.
Мы так и попадали. Тумбочка сломалась. Как его, пидораса, крест выдержал...
– Наэздничик,- пошутила лошадь.
Мы так и попадали, а Иисус забился на полу в конвульсиях.
–
– Щас,- сказала лошадь.
Я упал рядом с мерзавцем Айвенго, издыхающим от хохота.
– Значит, платиновое, гришь,- выдавил сквозь спазмы он.
– Гош,- поправил я.
Тут лошадь так и упала со смеху - на Иисуса, ясен арафат, и так ржала, так ржала!
– Тут ему и пиздец,- проговорил Лысый.- Ебать конем мой лысый череп.
Тут он осекся и подозрительно уставился на лошадь. Могучая рука Котовского поставила меня на ноги.
– Ну, - говорит,- молодец. До сей поры никто моeго коня в хохоте не валял.
– А я свалял,- говорю.
Лошадь, вставшая было на ноги, хрюкнула и снова повалилась, а Иисус не успел выползти.
– Вот, называется - воскрес,- прохрипел он.- Не хуй и стараться было.
– Айвенго, скот, да помоги ж ему!
– возмутился я.
– Дашь кольцо поносить - помогу.
Подлец он был, вот что.
В этот вечер лошадь так и не поднялась. А Иисуса мы все же вытащили - с Лысым напару. Ну и разозлился же он! Весь вечер хлестал водку и ухаживал за Анфисой - то ручку просил поцеловать, то помолиться за него. Дурак он был, одним словом.
Меня Анфиса игнорировала, Оксана тоже. Один Айвенго все выклянчивал показать ему кольцо. Да я не дал. Просидел с компанией часов до восьми, поел анашовых яиц и отправился к телескопу. А напоследок бросил им:
– Бля, свиньи. Развели того... бардак туда-сюда. Чтоб до завтра все блестело как это... как у Котовского яйца.
У лошади от смеха подогнулись передние ноги, Иисус, дура, об пол еблом. А Котовский полез в галифе - и сияние собственных яиц ослепило его кротиные глазки. Конспиратор, блядь.
МАРФА ПОДСАДНИЦА
В окулярe телескопа маячили трое: Жора, пердун Ябунов и неизвестная мне женщина поразительной красоты (наверное, лесбиянка ). Они роскошно проводили время: ели черную анашовую икру и пили анашовое же шампанское. Жора рассыпался мелким бесом, а Ябунов - подозреваю - по обыкновению пердел аки. Красивая женщина была строга и надменна. Если она не принадлежала к верхушке Мафии, то можете меня выeбать, как Серегу.
– Чо там? Дай позекать,- канючил Серега.
– Уйди,- говорю,- толстожопое. Окуляр задрочишь. Там такие люди...
– Какие?
– Нарядные.
– Дай посмотреть...
– Тварь!
А про себя решил с этой женщиной познакомиться.Не то, чтоб она меня, как женщина, взволновала, не, я по-прежнему оставался верен Оксане ( хотя я и на нее клал ) - просто хотелось порадовать дядю Володю новым материалом.
Я снова прильнул к окуляру, чтоб лучше слышать.
– Позвольте вас проводить, Марфа,- сказал Ябунов.
– Ябунов, опять ты перднул,- строго заметила женщина.- С таким вонючкой не пойду.
Ябунов смущенно заулыбался, разводя руки. Жора помог Марфе надеть черную кожанку и получил по морде. Тогда они с Ябуновом напару уселись за стол допивать шампанское (Ябунов пердел так, что мне пришлось уменьшить громкость теле-скопа), а женщина ушла. Оставив телескоп, я бросился за ней.
– А теперь можно посмотреть?- вскинулся Серега.
– Очко после себя протрешь, тварь!
ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Небо усеяли звезды, траву покрывала роса.
(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
" Какая, в пизду, роса?- подумал я.- То, что ОНИ ебнулись, я давно знал, но не до такой же степени."
Впереди меня плыла стройная фигурка Марфы. На чем плыла - не помню; то ли на байдарке, то ли на каноэ, да и какая, хуй, разница? Я подрулил к ней на моторном катере и сказал:
– Пересаживайся, сучка.
– Понимаешь ли ты, что это означает признание в любви?
– ответила она.
– Кому это ебет,- небрежно буркнул я, поигрывая кольцом.
– Байрон,- томно проворковала она, бросив весла.
– Я,- говорю,- не Байрон, я другой -- простой поэт Подушкин.
– А, Гоша,- сообразила она.
– Кому, повторяю, ебет?
– Какая ночь!
– вздохнула она.
– Бля, темная!
– разъяснил я.- Ну шо, поплыли?
Она назвала адрес. Я дернул за ремень стартера; матор заглох.
– Сто хуев мне в жопу!
– пошутил я.
Марфа посмотрела на меня с уважением. Я смутился.
– Метафора,- объяснил я.- А ты, кстати, лесбиянка?
– Но. А ты, случаем, не пидр?
– Но. Но беспочвенно.
– В душе?
– Не.
– А где?
– В пизде.
– А!
– Ну, приплыли,- я отдал конец, и мы выскочили на берег.
– Пойдем, - сказала она .
– Только конец забери.
Я забрал конец из рук матросика и спросил:
– Ну, как там Вика?
– Нормально,- отраппортoвал тот.- Токо ж больно злоебуча.
– С годами,- говорю,- проходит. Ну ты, отдай конец.
В прихожей было пусто. У дверей в марфину комнату - непривычно тоже. В самой марфиной комнате было неуютно - ни поломанной радиолы, ни котов.
– У меня,- грит,- японский магнитофон и собака.