Кольцо графини Шереметевой
Шрифт:
А через девять дней из лефортовского дворца пришло известие: государь в агонии. Фаворит его в нервной горячке. Да, было такое свойство у князя Долгорукого: в тяжёлую минуту лишаться ума-памяти, отчаиваться и плакать, теряя последние капли бодрости. И ещё: не понимать в такую минуту того, что происходит вокруг.
А происходили вокруг события необычайные...
IV
Тут автор обязан капитулировать перед вымыслом, ибо не поднимается рука дорисовывать сцены, разыгравшиеся в царском дворце в момент смерти императора. Да и вправе ли он заставлять говорить и действовать своих героев по своему разумению в столь ответственный момент? К тому же история не сохранила добросовестных свидетелей, а действующие
Ясно только одно: в одной из комнат собрались Долгорукие, и у них шёл спор о помолвленной, но не обручённой невесте: имеет ли она право на престол? Как сделать её законной царицей? Такой мыслью был одержим Алексей Григорьевич. И он бросил на кон последнюю карту: составить завещание от имени умирающего царя в её пользу. Царь в агонии, подписать не может? Но ведь он ещё жив! Иван не раз подписывал бумаги «под руку государеву», царь доверял ему!.. Ещё и принцесса Елизавета подписала завещание вместо больной своей матери...
Князь Иван сидел возле государя, лишь изредка отлучался из царской опочивальни, он смотрел на сродников помутневшим взором, в полубеспамятстве слушал их увещевания о том, что должен поставить пять букв на одном экземпляре завещания «П-е-т-р-ъ», а второй дать государю...
Историки по-разному описывают это событие. К примеру, Ключевский так:
«Когда в январе 1730 года простудился и опасно заболел Пётр II, временщики князь Алексей Долгорукий и его сын Иван, любимец императора-мальчика, решили удержать власть в своих руках посредством обмана. Они собрали фамильный совет, на котором князь Алексей предложил принять подложное завещание умиравшего царя, передававшее власть его невестке княжне Екатерине. Другой Долгорукий, поумнее, фельдмаршал Василий Владимирович, усомнился в удаче этой нелепой затеи. Князь Алексей возражал, что он, напротив, вполне уверен в успехе дела и в оправдание своей уверенности сказал: «Ведь ты, князь Василий, в Преображенском полку подполковник, а князь Иван — майор, да и в Семёновском против того спорить некому».
Ключевский называет дочь Алексея Григорьевича невесткой, а князя Ивана обвиняет в умышленном злодействе. Историки Словаря Брокгауза и Эфрона по-иному трактуют события тех дней: «Когда Пётр II находился в предсмертной агонии, князь Алексей Григорьевич собрал всех своих родичей и предложил составить подложное завещание от имени государя о назначении преемницей престола государыни-невесты. После долгих споров решено было составить два экземпляра духовной, Иван Алексеевич должен был попытаться поднести один из них к подписи императора, а другой подписать теперь под руку Петра... Оба экземпляра духовной были составлены, и Иван Алексеевич очень сходно подписался под руку Петра. Этим и ограничилось его участие в замысле родичей. Находясь неотлучно у одра умиравшего государя, он не присутствовал на дальнейших совещаниях. Так как Пётр не приходил в сознание, то князю Долгорукому не удалось поднести к его подписи заготовленное завещание. После кончины императора он передал оба экземпляра духовной своему отцу, который впоследствии их сжёг».
По этой версии князь Иван Алексеевич не придавал значения своей подписи, ибо знал, что при печальном исходе оба экземпляра будут уничтожены. Тут не могло быть речи о его злодействе, скорее, он сам стал жертвой собственной доброты и горячности...
Он ходил сам не свой и всё повторял слова, которые государь в полубеспамятстве выкрикивал, умирая: «Запрягай же, Ваня, сани! Я еду к Наталье!..» — при этом улыбался, словно взор его уже проник туда, к ушедшей сестре.
...И снова — в который раз! — поднялся переполох в Российской земле: кто сядет на трон?.. Из колена Петра Великого — младшая дочь Елизавета? Или из колена брата его Ивана — Анна Иоанновна? А может, вдовствующая императрица Лопухина Евдокия?.. Как будет двигаться далее сквозь штормы и бури великий корабль, лишившийся пусть юного, но законного наследника, одним своим существованием означавшего покой и порядок?..
У ГРОБА ИМПЕРАТОРА
I
Отлетело короткое его царствование, отшумело, как весенний дождь, не успевший смыть грязь с прошлогодней листвы. И вот уже вместо румяного великана-богатыря — иссохшее подобие его с белым восковым лицом и будто резиновыми руками.
Побелел лицом государь — почернел его фаворит, сидящий возле гроба. Нашло на него отчаяние, род столбняка, а мысли теснились в голове столь смутной чередой, что и не отделить одну от другой...
Ах, Пётр Алексеевич, думал он, за какие грехи наказание сие нам послано? Зачем отпустил я тебя в лютый мороз? Или на всё воля Божья?.. Звездочёты приезжие сказывали: мол, родился ты под знаком Весов, имел склонность к устойчивости, награждён стремлениями к благородным действиям... В младенчестве бывал игрив, капризен, однако уже в отрочестве поселилась забота постоянная, мысль упорная. Не наградила природа дедовской твёрдостью — что делать? — однако сумел удалить всесильного Меншикова!
Каково было с детства видеть интриги, хитрости, борьбу вокруг трона? Толстой старается в одну сторону, Голицын — в другую, Черкасский князь — в третью. Вот они стоят рядом с гробом, да только чем более опечалены? Твоей ли смертью или пребывают в растерянности по поводу собственной участи? Вчера прочно было их положение, а нынче? — кто вознесётся, кто будет сброшен, кто прилепится к новому царю?.. Для него-то, Долгорукого, ясно: умирает государь — умирает и фаворит его... Сродники мои, отец и дядья... Господи, прости их!.. Остерман отчего-то всё с подозрением заглядывает — больной, бальной, а стоит в этакую холодину...
Лицо у тебя, Пётр Алексеевич, в покое, будто и впрямь ты со своей сестрицей Наталией свиделся. Сколько пятен на лице было, а тут — стёрлись, исчезли. И какая-то тайная печать на нём...
Пять лет всего как скончался Великий Пётр, менее трёх лет как почила Екатерина Алексеевна, и вот — Пётр II. Что за горести-напасти на державу Петрову? Ежели бы всё шло по разумению людскому, как задумано, ежели бы начатое одним царём продолжено было другим... Пётр I чуял: начинания его будут похоронены, замрут в неподвижности, и оттого торопился, спешил, Россию перестраивал, как пожар тушил, действовал жестоко. А как иначе, ежели мысль вечна, Россия огромна, а человек смертен?.. И то сказать: злосчастные обстоятельства преследовали великого государя. Заключив Ништадский мир, как хотел радость свою с народом разделить! — устроил празднество на Неве, а тут на город обрушилось невиданное наводнение, люди гибли, и царь спасал их, не жалея жизни... Когда закончил войну со шведами, решил дать народу послабление, о благе их подумать — и что же? — засуха опустошила всё за несколько лет... Торопился русскую жизнь упорядочить, дать всему направление, чтоб после него скорее развитие шло, однако вмешалась ненавистная старуха с косою — смерть, и конец мечтаниям... А может, кто ещё внёс свою лепту в сию безвременную его трагическую кончину? Или опять злой рок выбирал для чёрного дела Россию?..
Так, сидя возле гроба императора и мрачно глядя перед собой, размышлял князь Иван Долгорукий...
II
А в это время быстрые лошади мчались по дороге на запад от Смоленска. В чёрной карете сидели князь Дмитрий Михайлович Голицын и князь Василий Лукич Долгорукий.
На вопрос: «Кого посадить на русский престол?» — верховники ответили: «Анну Иоанновну». И, ни дня не медля, отправились по зимней дороге в Митаву. Василий Лукич разумел: вторая наследница, Елизавета, слишком любит жизнь, даже более власти, Анна же несчастна и будет покорна Верховному совету, а в совете большинство — Долгорукие. Дмитрий Михайлович Голицын брал в расчёт другие соображения, — в том виделась ему возможность ограничения самодержавной власти; пора и в России вводить демократические порядки. И в Анне Иоанновне видел самую подходящую для того фигуру. Конечно, ежели подпишет требования ихние, кондиции, по которым государь должен был: