Кольцо Небулона

Лекора Грелдэй

— Мы не уничтожаем, — сказал он. — И этими «игрушками» не пользуемся. Глава не позволял.

Я моргнул, пытаясь осмыслить. Не уничтожают? Не пользуются? Это что, шутка?

Я шёл за Шестернёй, хромая, и злость опять полезла наружу. Его слова — «мы не уничтожаем», «Глава не позволял» — звучали как дешёвая ложь, как лапша, которую мне вешают на уши. Я стиснул зубы, глядя на его спину, и не выдержал.

— Слушай, хватит мне мозги пудрить, — бросил я, останавливаясь. — Я видел отчёты, записи, данные. Небулонцы разнесли кучу планет, убили миллионы. Я знаю, что вы творите, так что не надо мне тут сказки рассказывать про «не пользуемся». Это бред!

Шестерня замер, его плащ с

красными шестерёнками чуть дрогнул. Он медленно повернулся, линза в маске мигнула, и я услышал звук — долгий, скрипучий, как будто он вздохнул через ржавые детали.

— Упрямый, — прогудел он, и в его голосе было что-то вроде усталости. — Ладно, смертный. Идём. Покажу тебе кое-что.

Он махнул рукой и пошёл дальше, не оглядываясь. Я стоял, сверля его взглядом, но любопытство — или злость, чёрт его знает — толкнуло меня следом. Мы прошли через коридор, потом ещё один, и наконец он привёл меня в какую-то комнату — кабинет, что ли. Стены чёрные, с красными линиями, как везде, но тут был стол, терминал с голограммами и куча всякого железа, что жужжало и мигало. Шестерня сел за терминал, его линза уставилась на меня.

— Назови хоть одну планету, — сказал он, его голос стал резче. — Одну, которую мы, по-твоему, уничтожили. Давай, мясо.

Я фыркнул, скрестив руки. Это что, проверка? Ладно, пусть будет.

— Ксавир-3, — выпалил я. — Мелкая колония, четыре года назад. Вы её в пыль стёрли, я читал отчёт. Там даже следов не осталось.

Шестерня кивнул, будто ждал этого. Его пальцы — длинные, металлические — забегали по терминалу, и через секунду голограмма вспыхнула над столом. Я шагнул ближе, нехотя, и замер. То, что я увидел, ударило, как кулак Рагны. Запись — чёткая, с датой и координатами. Ксавир-3. Но это были не Небулонцы. Это была Федерация. Их корабли — знакомые силуэты «Легиона» — висели над городом, и лучи плазмы били вниз, выжигая всё подряд. Дома рушились, улицы плавились, а крики… Крики мирных жителей — детей, стариков — резали уши. Отчаяние, ужас, мольбы о помощи. И ни один из этих ублюдков в форме даже не дёрнулся. Они просто жгли.

Я смотрел, и внутри всё сжалось. Злость кипела, но теперь она была другой — не на Шестерню, а на… на кого? Я не мог отвести глаз. Запись кончилась, и голограмма погасла, оставив тишину, что давила хуже взрыва.

— Это был не мы, — сказал Шестерня, его линза сузилась. — На Ксавир-3 мы раздавали еду. Помогали с агрокультурой — восстанавливали поля после засухи. А потом пришла Федерация. Планетка мелкая, ресурсов почти нет, держать её — одни расходы. Они решили, что проще сжечь, чем тратиться. Освободили финансы, как видишь.

Я молчал. Слова застряли в горле, как ком. Я видел отчёты — чёртовы официальные бумаги, где писали: «Небулонцы уничтожили Ксавир-3». Я верил этому. Жил с этим. А теперь эта запись… Крики всё ещё звенели в ушах, и я стиснул кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Злость была, но теперь она путалась — на кого орать? На Шестерню? На себя? На Федерацию?

— Это фальшивка, — выдавил я наконец, но голос дрогнул. — Вы подделали. Не может быть…

— Думай, что хочешь, — перебил он, откидываясь в кресле. — У меня таких записей сотни. Назови ещё планету, покажу ещё. Или просто смотри дальше.

Он включил терминал снова, и новая голограмма вспыхнула — другая планета, те же лучи, те же крики. Я отвернулся, не выдержав. Злость боролась с чем-то новым — с сомнением, что жгло хуже огня. Всё, что я знал, всё, во что верил… Это что, ложь? Федерация — не защитники, а мясники? А Небулонцы… кто они тогда?

Я стоял, глядя на погасшую голограмму, а в голове был бардак. Крики с Ксавир-3 всё ещё звенели в ушах, и я не знал, куда деть

эту злость — на Шестерню, на Федерацию или на себя за то, что верил всей этой лжи. Он сидел в своём кресле, линза в маске мигала красным, и я чувствовал, как он меня разглядывает. Потом он встал, его плащ с шестерёнками зашуршал, и подошёл ко мне. Металлическая рука хлопнула меня по плечу — не сильно, но я всё равно дёрнулся, потому что боль от боя с Рагной никуда не делась.

— Единственное, в чём Федерация обогнала нас, Небулонцев, — сказал он, его голос скрипел, как старый механизм, — это манипулирование информацией. Ложь у них — искусство. Вбили тебе в голову, что мы монстры, и ты проглотил, не жуя.

Я стиснул зубы, глядя на него. Злость кипела, но теперь она была мутной, как вода в старом порту. Скверна — Тэна — тоже говорила что-то такое, что я их человек, что я «тот самый». Я не верил ей тогда, не верил и сейчас. Это бред, чушь, подстава. Но Шестерня продолжал, его линза сузилась, будто он видел меня насквозь.

— Может, Скверна и права, — прогудел он. — Может, ты и есть тот, кого мы ищем. Не знаю. Но голова на плечах у тебя есть. СИСТЕМА не ошибается — раз дала тебе бонус «гений», значит, не идиот. Посиди тут, посмотри записи, подумай. А мне пора по делам.

Он махнул рукой на терминал, где голограммы всё ещё ждали, и пошёл к выходу. Я смотрел ему в спину, и злость боролась с чем-то новым — с этим чёртовым сомнением, что жгло внутри.

Я плюхнулся в кресло, где он сидел, и стукнул кулаком по столу — не сильно, просто чтобы почувствовать хоть что-то кроме этой пустоты. Злость тлела, но теперь она была не на них, а на всё сразу. Федерация жгла города, убивала людей, а я верил, что это Небулонцы. Скверна предала меня, но, может, не врала? И Шестерня все же был прав в одном — думать надо. Я потёр лицо, выдохнул и включил терминал. Голограмма вспыхнула снова — другая планета, те же лучи, те же крики. Я смотрел, и каждый кадр резал, как нож.

Минуты текли, а я сидел, переключая записи одну за другой. Планета за планетой — разруха, огонь, мёртвые города. И везде — флот Федерации. Небулонцы мелькали редко — раздавали еду, чинили генераторы, уходили. А потом приходили «защитники» и сжигали всё к чёрту. Я видел это, но верить не хотел. Злость кипела, но теперь она была на себя — за то, что был слепым. Сколько я дрался за эту ложь? Сколько людей потерял? Грейс, «Кронос», вся команда — ради чего?

Я откинулся в кресле, глядя в потолок. Шестерня сказал «подумай», и я думал, но мысли путались. Если Федерация — мясники, то кто тогда Небулонцы? Защитники? Или просто другие игроки? И я — кто я в этом всём? СИСТЕМА гудела слабо, как будто ждала, пока я разберусь, но я не знал, с чего начать. Злость утихала, оставляя только вопросы, на которые у меня не было ответов.

Глава 16

[Система: Тауран — 1]

[Космическо-планетарная станция: Эдем]

Зал Совета на «Эдеме» встретил их стерильной тишиной. Белые стены, пронизанные светящимися прожилками, отражали холодный свет панелей, а за иллюминаторами кольца станции вращались с механической точностью. В центре зала стол из прозрачного композита окружали голограммы — карты, схемы, данные, что мерцали в воздухе, как звёзды в искусственном небе. Вектор Кайл стоял у стола, его белый костюм из чёрного и серебра переливался, подстраиваясь под движения. Серебристо-металлические глаза следили за новой голограммой — отчётом Грейс Лоренс, только что поступившим с «Кроноса». Лицо его, гладкое и симметричное, оставалось непроницаемым, но в глубине взгляда тлела сталь.