Кольцо нибелунгов
Шрифт:
Зигфрид сделал шаг вперед и подошел вплотную к принцессе, чувствуя нежный запах ветра и цветов. Он видел, что она дрожит, что гусиная кожа покрыла ее узкие плечи. Зигфрид нагнулся, скользнув взглядом по ее груди и плоскому животу. Нащупав платье, он медленно натянул его ей на плечи.
— Вам следует беречься от холода: вскоре этому телу предстоит рожать детей королю Ксантена.
Они стояли лицом к лицу, и он видел, что Кримгильда борется со слезами так же мужественно, как он боролся с драконом.
— Неужели я ничего не могу предложить,
Он осторожно взял ее лицо в свои руки, словно брал воду из чистого ручья.
— В этом мире нет ничего, что могло бы увести меня от вас, пусть даже и в мыслях. Но что нужно сделать, то будет сделано. Только тогда в наших странах воцарятся покой и справедливость.
— Ты действительно в это веришь?
Он осторожно провел большими пальцами по ее щекам.
— Я не отпустил бы вас сегодня вечером, не будь я убежден в том, что очень скоро, став королем, отнесу вас на свое ложе. Если бы во мне была хоть капля сомнения, то я бы уже накрыл ваше тело своим и осыпал его ласками.
Они любили друг друга взглядом. Это были поцелуи без прикосновений, страсть без стона, пиршество без пищи.
Когда Кримгильда закрыла за собой дверь его комнаты, Зигфрид очнулся от горячечного сна. Дважды искали они друг друга во тьме ночи и дважды сумели устоять перед искушением в ожидании чего-то большего, истинного.
Могли ли после этого быть еще какие-то сомнения в том, что они предназначены друг для друга?
— Но ты не можешь просто так уйти! — воскликнул Зигфрид, глядя, как Регин собирает свой походный мешок, в который не могли поместиться даже его инструменты.
Старый кузнец грустно улыбнулся:
— Неужели великий воин попытается остановить меня силой?
Зигфрид метался по маленькой кузнице, в которой уже остыли угли.
— Да что ты такое говоришь? Ты и твое искусство нужны Бургундии! Ты нужен мне!
Регин покачал головой.
— Сейчас ты идешь по своему собственному пути. Я мог бы лишь помахать твоим флагом, когда ты вернешься с победой домой. Прости, но мне этого не хочется.
Зигфрид чувствовал неясный страх, странное смущение, словно отъезд Регина был плохим предзнаменованием.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты был рядом до тех пор, пока я не взойду на трон Ксантена.
Регин надел куртку и взял свой мешок.
— Война никогда не была мне по душе. Невозможно выковать меч с доброй целью, ибо предназначение любого оружия — кровь. Именно поэтому я когда-то ушел из Ксантена, поэтому ухожу и сейчас.
— Ты возвращаешься в лес Одина? — спросил Зигфрид. — Я смогу найти тебя, если мне потребуется твой совет?
Кузнец обнял своего воспитанника.
— Я никогда не возвращаюсь обратно. Мой путь ведет меня только вперед. А советы я готов давать лишь тем, кто хочет к ним прислушиваться.
Он направился к двери, и Зигфрид последовал за ним, как побитая собака.
— Я тебя разочаровал? Неужели
Но Регин больше не смотрел на юношу — его взор был устремлен в лес, темневший за крепостными стенами.
— Победа и желание, Зигфрид. Ты сам это сказал. И то, и другое неизбежно приводит к появлению проигравших и врагов. Из-за них возникает жажда смерти. Даже если в твоей жизни тебя это не коснется или же не коснется твоего сына, долг все равно придется платить.
Кузнец спокойно шел вперед, не обращая внимания на суету вокруг него.
Ярость и разочарование терзали мятущуюся душу Зигфрида. Расставание с наставником причиняло ему боль.
— И это все, что ты хочешь сказать? Неужели ты думаешь, что мне и моим делам будет сопутствовать несчастье?
— Нет, — ответил Регин, понизив голос. — Когда ты выйдешь к войскам Хъялмара, покажи датскому войску родинку на твоей груди, возле левого плеча. Эта родинка — отличительная черта династии королей Ксантена. Если ты сумеешь правильно подобрать слова, это наверняка тебе поможет.
За долгие годы Зигфрид научился уважать своего приемного отца и наставника и поэтому не стал требовать ответов на вопросы, которые Регин не хотел давать. Он еще долго стоял у городских ворот и даже не удивился, когда маленький человек с иссиня-черными волосами, в которых не было ни малейших признаков седины, свернул в лес, туда, где Зигфрид убил дракона.
Несмотря на дружеское отношение Гунтера, любовь Кримгильды и почитание бургундов, Зигфрид чувствовал себя одиноким. Когда его рука забралась под рубашку и пальцы коснулись родинки у левого плеча, он невольно вздрогнул.
Переход был недолгим, и Регин не успел съесть и половины всего провианта, когда деревья, выстроившиеся вдоль тропинки, стали казаться черными. Кузнец не обращал внимания на кости, разлагающиеся трупы и другие мрачные признаки минувших несчастий. Он мог бы найти это место с закрытыми глазами, повинуясь лишь зову души.
Вокруг то и дело звучали голоса и зажигались огоньки. Регин приветствовал их как старых друзей, пуская в свое сердце и сознание, словно они могли очистить его от грязи, которую не в силах была смыть вода.
— Рееегииин…
Лес дрожал в радостном возбуждении, и трепещущие листья деревьев плавно, будто в танце, опускались на землю. Где-то хрустнула ветка, а под землей, казалось, загорелся огонь.
— Кууузнееец… Рееегииин…
Регин отыскал вход в нору, у которого лежал разлагавшийся обезглавленный труп Фафнира.
Голоса стали громче, насыщеннее; теперь в их хоре можно было различить отдельные слова. К звукам ликования примешивалось чье-то недовольное шипение. Сквозь туман начали проступать фигуры и лица, а неясные тени, вылетевшие из-за камней, стали плутать между деревьями.