Кольцо обратного времени
Шрифт:
– Для невидимок или для нас?
– Для каждого, кто захочет стать невидимым.
– Я сам возвращусь на «Козерог» посовещаться с начальником экспедиции. Вы пока останетесь здесь.
Павел с опаской взглянул на меня и покачал головой. Я удивился:
– Вы недовольны?
– Может быть, лучше нам всем возвратиться, дорогой адмирал? Откровенно говоря, я не хотел бы проводить ночь на этой планете.
– Не понимаю, что вас беспокоит.
Он выразительно пожал плечами.
– В каждом из нас сидит ветхий Адам, любезный адмирал. Мы способны зажигать звезды, скручивать пространство, чего, если верить древним, даже их боги не умели. Но чуть мы остаемся один на один с природой,
Меня не убедили соображения о «ветхом Адаме». Планета была диковинна, но разве звездопроходцам не встречались небесные тела и постранней? И если я согласился на общее возвращение на звездолет (а это, как доказали последующие события, было самым разумным), то не из сочувствия к ночным страхам Ромеро – просто мне показалось излишним вникать в странности этого маленького мирка. У нас были задачи и поважней. Именно так я и доложил Олегу.
Олег выслушал меня с обычной бесстрастно-учтивой улыбкой. Он мог бы и не расспрашивать: все, что мы делали на планете, транслировалось на звездолеты. И вряд ли следовало вооружаться такой отстраняющей улыбкой. Я намеренно говорю: отстраняющей. Улыбка подобна руке – ударяет, если зла, дружески пожимает, если добра, тянет к себе, если радостна. У Олега она заставляет сидеть на своем месте, подчеркивает дистанцию. На «Овне», «Тельце» и «Змееносце», которыми командуют Ольга, Петри и Камагин, отношения между капитанами и экипажем сердечней. Я постановил для себя высказать это Олегу при удобном случае. Случай представился немедленно. Я посоветовал созвать совещание капитанов звездолетов и решить сообща, продолжать ли исследование первой обнаруженной нами планеты.
– Но ведь ты считаешь, что делать этого не нужно, Эли.
– Мало ли что я считаю! Я могу и ошибаться. Инструментальная разведка в ведении группы Эллона. Вдруг он предложит что-нибудь поинтересней скафандров, обеспечивающих невидимость?
– Не нужно совещаний. Мы удалимся из этого района.
Тогда я заговорил откровенно:
– Олег, почему ты держишься так отчужденно? Поверь, это производит неприятное впечатление не только на меня.
Он помедлил с ответом.
– Я не должен держаться по-иному, Эли.
– Не должен?
Он рассеянно глядел в угол. Лицо его покинула маскирующая вежливая улыбка. Он был прежний простой и ясный парень, каким я знал его на Земле.
– Эли, я не люблю Эллона, – сказал он.
– Никто не любит Эллона.
– Ты ошибаешься, Эли.
– За исключением Ирины, – поправился я.
– Для меня это достаточно важное исключение... Мы были очень дружны, пока она не стала работать с Эллоном. Он выдающийся ум, но она уж очень им покорена. И Эллон в ее присутствии непрерывно подчеркивает, что я выше по должности, но не по значению.
– Мы говорим о твоем отношении ко всем, а не к Эллону, – напомнил я.
– Я не могу выделить Эллона среди других. Заповедь звездопроходца – ко всем товарищам относиться одинаково по-товарищески. Но я не способен обращаться с ним, как с Ромеро, как с Орланом и Грацием. Для меня один выход: не показывать особой приязни ни к кому. Возможно, я не прав, но навязываться Эллону в друзья не буду.
Читать Олегу проповедь о звездной дружбе я не хотел и перевел разговор на другую тему.
– Твой отец когда-то задумывался над проблемами звездной гармонии. Он даже написал симфонию «Гармония звездных сфер». Если не вру, она трактовала о круговороте миров, о людях и о небожителях – как раз наши сегодняшние проблемы. Но там была не одна музыка, но и другие ингредиенты – давление, жара, холод, перегрузки, невесомость...
Олег хорошо знал биографию своего отца.
– Симфония
Наш разговор прервал сигнал тревоги. Мы с Олегом поспешили в командирский зал. Анализаторы извещали, что звезда Красная подверглась нападению. Все четыре корабельные МУМ, независимо одна от другой, из всей бездны понятий, хранящихся в их памяти, дружно выбрали именно этот чудовищный термин – «нападение».
Изумленные, мы не отрывали глаз от экранов. Из района, куда был проложен наш курс, несся мощный поток излучения – гигантский луч, нацеленный точно на Красную. Струя несущейся энергии нам, со стороны, казалась бледным силуэтом, слабо светящейся лентой, слегка затенившей звезды. И если бы не было видно, что происходит со звездой, мы могли бы и не понять, какая мощь заключена в поразившем ее луче.
Олег повернул ко мне побледневшее лицо.
– Какое счастье, Эли, что мы у планеты. Если бы мы оказались сейчас по ту сторону Красной, вся эскадра превратилась бы в плазменное облачко!
– Что ты собираешься предпринять, Олег? Поскорей бБежать отсюда?
– Приблизиться к Красной, Эли. Мы должны разобраться, что происходит. Будем идти со всей осторожностью, конечно.
Эскадра, оставаясь в Эйнштейновом пространстве, направилась к уничтожаемой кем-то или чем-то звезде. Я сидел в кресле и хмуро глядел на экраны. Я думал о гибели первой экспедиции в ядро Галактики. Воспоминания о той эскадре в эти минуты томили не одного меня.
Последние записи бортового журнала Аллана говорили о том, что на звездолеты обрушился поток губительных частиц и что Аллан с Леонидом пытались вывести корабли за пределы потока. Вырвавшись на чистый простор, они уже надеялись, что избежали непонятной опасности, как вдруг корабли снова настигли такие же потоки, как будто бы неведомые – во всяком случае невидимые – генераторы губительного луча меняли прицел, следя за метаниями эскадры. Так продолжалось несколько раз, пока не оборвались записи и корабли с мертвыми экипажами, успевшими перед гибелью задать автоматам обратный курс, не унеслись назад из ядра, так и не подпустившего их к себе. Именно целенаправленность ударов, не объяснимая ничем иным перемена направления узких потоков и заставили предположить потом на Земле, что против экспедиции начались военные действия.
Сейчас была аналогичная картина, с той лишь разницей, что луч обратили не против нас и что мощность его безмерно превосходила то, что обрушилось на корабли Аллана и Леонида. Обстреливали звезду, а не звездолеты, – энергии требовалось побольше. Картина была реальная и немыслимая в своей реальности – без конца исторгающийся поток энергии, строго направленный на Красную чудовищный луч...
– Война! – невольно сказал я вслух. – Какое же дьявольское могущество – так обстреливать звезды!..
– Еще нужно установить, что это чье-то сознательное действие, а не стихийное явление природы, – возразил Олег. Он не мог согласиться, что мы повстречались с космической стрельбой. – Война против вторгнувшихся кораблей противника все-таки понятна. Возмутительно, отвратительно, преступно – да, но в конце концов не противоречит законам поведения живых существ. Но зачем воевать против мертвой звезды? Почему? Для чего?
– Не могу ответить ни на один твой вопрос, Олег. Но уверен, что, если мы сегодня не будем соблюдать поистине исполинскую осторожность, мы угодим в беду горше той, что постигла эскадру Аллана, – даже трупы наши не вышвырнет на родину!