Кольцо Соломона
Шрифт:
— Мерзкая девчонка! — Лицо царицы внезапно побелело, на щеках вспыхнули алые пятна. — Ты меня предала!
Она неуклюже шагнула в сторону Ашмиры и вскинула руку с растопыренными ногтями.
— Отнюдь, — возразил Соломон, мягко вклинившись между ними. — На самом деле как раз напротив. Она — самая преданная из твоих слуг. Она выполнила твое поручение. Она украла у меня Кольцо. Она уничтожила тех, кто грозил тебе от моего имени. Если бы не она, будущее Израиля — а также и Савы, дорогая моя Балкида, — было бы воистину печальным. Я у Ашмиры в долгу, — сказал Соломон. — И ты тоже.
Царица Балкида ничего не ответила. Ее взгляд, по-прежнему прикованный к Ашмире, был недоверчивым, холодным и враждебным, губы стянулись
Все без толку. Воспоминание ускользало от нее. Оно утратило прежнюю силу.
Балкида пристально посмотрела на царя.
— Это лишь слова, господин мой, — произнесла она наконец. — Этого мало, чтобы меня убедить.
— В самом деле? — Соломон отвесил ей изысканный поклон. — Неудивительно. Подозреваю, мы застигли тебя врасплох.
Он протянул ей вино, одарив царицу своей ослепительной улыбкой; на этот раз Балкида приняла кубок.
— Могу ли я предложить тебе прогуляться со мной по моему дворцу, который сейчас немного перестраивается? Я мог бы сообщить тебе дальнейшие подробности, мы обсудили бы взаимоотношения между нашими странами, которые — надеюсь, с этим ты согласишься — пока что оставляют желать лучшего.
Царица мало-помалу восстанавливала свое самообладание. Она церемонно поклонилась.
— Хорошо.
— А тем временем твоя стражница…
Балкида решительно покачала головой.
— Она мне больше не стражница. Я теперь не уверена, мне ли она служит.
На миг Ашмира ощутила жуткую боль, словно в сердце ей вонзили острый нож. Потом боль исчезла, а вместе с ней — и возбуждение от прибытия царицы. К своему собственному изумлению, она вновь успокоилась.
Ашмира посмотрела царице в глаза. Балкида пригубила вино и отвернулась.
— Что ж, в таком случае, — улыбнулся Соломон, — если ты, госпожа моя, не возражаешь, у меня есть небольшое предложение. Ашмира, — и тут все чары и обаяние его личины устремились на нее, — я предлагаю тебе следующее. Поступи на службу ко мне, стань моей стражницей. Я своими глазами видел, на что ты способна, лично убедился в твоих многочисленных достоинствах и теперь уверен — как ни забавно это звучит после событий прошлой ночи, — что спокойно могу доверить тебе свою жизнь. Помоги же мне восстановить порядок здесь, в Иерусалиме. Служи при моем новом, более просвещенном дворе! В ближайшие дни и недели мне потребуется любая помощь, какую я смогу получить, ибо слуги мои рассеялись, а за волшебниками, если кто-нибудь из них вообще выжил, потребуется пристально следить. Ашмира, помоги мне сделать шаг вперед! Начни новую жизнь в Иерусалиме! И будь уверена, — тут он снова улыбнулся, — что тебя ждет щедрая награда!
С этими словами царь Соломон поставил свой кубок на стол.
— Что ж, а теперь настало время уделить внимание моей гостье — почетнейшей гостье! Прекрасная Балкида, сейчас мы с вами немного пройдемся, а потом удалимся в беседку, где нам подадут ледяной шербет. Кстати, лед для моего шербета доставляют прямо с отрогов горы Ливан; клянусь, вы никогда не пробовали ничего свежее! Прошу…
Он протянул руку, и царица Савская ее приняла. Они рука об руку двинулись прочь, аккуратно переступая через валяющиеся на полу обломки. И скрылись под аркой в дальней стене. Шорох их одеяний стих, голоса исчезли вдалеке. Они ушли.
Ашмира с джинном переглянулись. Помолчали.
— Ну да, — сказал Бартимеус, — цари и царицы — они такие!
38
Бартимеус
Уразиил, великий Дух Кольца, был не из тех, кто станет тянуть кота за хвост, когда надо срочно ремонтировать дворец. Внизу, у подножия башни, уже кипела работа. Здания вокруг садов,
123
Мулер — на редкость скучная разновидность духов. Представьте себе такое маленькое, медлительное, серо-бурое… ой нет, даже описывать их и то скука смертная.
И посреди всего этого шагал Соломон, ведя под ручку царицу Балкиду.
С балкона, где я стоял, даже монументальное чувство собственного достоинства Соломона и Балкиды выглядело совершенно незначительным. Это были просто две крохотные фигурки, одетые в белое с золотом, почти неразличимые среди свиты, что тащилась за ними по пятам. [124] Балкида двигалась медленно, напряженно, как воплощение опасливой гордости; Соломон держался свободнее. Время от времени Он театрально взмахивал руками — очевидно, указывал ей на какие-то красоты садов. На одной руке сверкало золотое колечко.
124
Стандартное сборище воинов, придворных, жен и рабов. Похоже, большинство категорий дворцового персонала, за исключением волшебников, сумело пережить эту ночь, не растеряв ни капли своего раболепия. Негодующий щебет жен, ревниво созерцающих царицу Савскую, разносился по садам, точно гомон птичьего базара. В общем и целом все вернулось в свою колею — по большей части.
Ну, надо сказать, при той огромной власти, которая находилась в его распоряжении, Соломон, по человеческим меркам, являл просто-таки чудеса сдержанности. Большая часть его поступков более или менее была направлена на общее благо, и вдобавок он был великодушен — в чем только что убедились мы с Ашмирой. И все-таки, все-таки — в душе он оставался царем, а это значит — надменным пижоном, склонным к показухе. Даже это его небрежное, мимоходом проявленное великодушие по отношению к нам было, на свой лад, еще более броским и показушным, чем все его драгоценные побрякушки. Нет, не то чтобы я был против, что вы!
А что касается царицы Савской… Ну…
Темноглазый шумерский юноша, взирающий с балкона на сады, грустно пожал плечами, отлепил свою расхристанную сущность от перил, на которые опирался, и вернулся в зал.
Мне пора было уходить.
Девушка расселась на одном из золоченых кресел Соломоновых апартаментов и уминала за обе щеки медовую коврижку со всем изяществом и сдержанностью голодного волка. [125] Когда я вошел, она и ухом и не повела, по-прежнему продолжая жрать. Я уселся напротив и впервые со времени своего возвращения как следует к ней пригляделся.
125
Наложенные на комнату Чары гикнулись во время ночной потасовки, заодно с несколькими кушетками, коврами и фресками — и магическим кристаллом Соломона: шар теперь выглядел мутно-прозрачным, как дождевая вода, поскольку заточенный внутри дух благополучно смылся.