Кольцо зла
Шрифт:
– Сварщики есть?
– Водители, водители, кто водитель?
– Возьму художника в штаб. Художники имеются?
– Что, студент, хочешь на два года?
Раничев очнулся от своих мыслей, представ перед пиратским вождем.
– Вы сказали, он хочет говорить со мной? – Зульфагар Нико холодно взглянул на сопровождающих Ивана воинов. Те поклонились, а Иван вдруг перебил их, громко приветствовав пирата по-русски:
– Ну, здрав будь, Нифонт, не чаял с тобой свидеться.
– Что?! –
– Иван?! – тихо произнес он. – Вот так встреча! А ты ничуть не изменился, даже не постарел. А ну-ка, пошли… Посидим, пока они тут грузят.
Зульфагар – Нифонт Истомин, дворянин, служилый человек покойного рязанского князя Олега Ивановича – был давно знаком Раничеву, еще по Переяславлю, когда вместе веселились, общались одной компанией… Кстати, ведь именно благодаря наставлениям и урокам Нифонта Иван когда-то неплохо освоил приемы оружного боя, в чем сейчас и признался за бокалом ромейского вина.
– Ага, пригодилось все-таки мое искусство, – улыбнулся Нифонт. – Как там, в княжестве?
– Олег Иваныч, князь, умер уж три года тому.
– Надо же… Кто же теперь? Федор?
– Он.
– А Феофан, Феоктист-тиун? Они по-прежнему в силе?
Раничев покачал головой:
– Затаились, сволочи… Не слышно, не видно. Знаешь что, Нифонте, а давай-ка, возвращайся назад, а? Князю Федору знающие люди нужны, испоместит землицей, а с супостатами, завистниками, интриганами справимся, если что, Хвостин поможет, есть там такой думный дворянин, человек умнейший.
– Хвостин? – Нифонт вздрогнул. – Не Дмитрий ли Федорович? Все поговорками римскими говорит?
– Он самый, – засмеялся Иван. – Ты, выходит, когда-то знавал его?
– Да было дело. Думал, он давно сгинул в Троках, ан нет, жив. Ты-то куда путь держишь?
– И не поверишь. В Кастилию, по личному делу. Кстати, твои люди парня моего прихватили, Захария. Отпустил бы, а?
– Отпущу, отпущу, – Нифонт громко позвал стражника и заговорил с ним на незнакомом Раничеву языке, отдаленно напоминающем латынь.
– Отпустят твоего парня, – повелительным жестом выпроводив стражника, усмехнулся Нифонт. – Воинам кто-то сказал, что твой слуга – очень знатный вельможа.
– Надо же! – удивился Иван. – Ну, это они ошиблись. Странно – и кто бы мог такое сказать?
Нифонт самолично наполнил бокалы тонкого венецианского стекла.
– Давай-ка выпьем, друже. За боярышню твою, Евдокию.
Выпили. Раничев улыбнулся:
– Так как, вернешься?
Пират покачал головой:
– Даже не знаю. Вряд ли… Видишь ли, Иване, я слишком привык быть свободным. Рисковать головой – да, но при этом никому не подчиняться!
– Даже тунисскому бею и раисам?
– Даже им, – кивнул Нифонт. – Действую на свой страх и риск. Иногда отдыхаю в Алжире, а чаще – в Сеуте.
– Ты так недолго
– Я тоже думал об этом, – согласился пират. – И скорее всего, подамся на службу к португальскому королю Жуану… или к английскому Генриху.
– А к Генриху Кастильскому не хочешь?
Нифонт расхохотался:
– К чему моряк сухопутному монарху? Что же касается португальцев или англичан – они неплохо платят.
– Но тогда ты опять не будешь свободным, – усмехнулся Иван.
– Да, – кивнул пират. – И кто знает, что такое свобода?
– Всего лишь – осознанная необходимость, – Раничев не сдержал грустной улыбки. – Португалия, Англия – тебе выбирать. Только знай – ты всегда будешь желанным в Рязанском княжестве.
– Московиты еще не захватили его?
– Нет. Скорее, уж зарится Витовт.
– А Тохтамыш, Тимур? О них что-то давно ничего не слышно.
– Умерли, оба. Тимур в Отраре, на пути в Китай, Тохтамыша, кажется, убил Шадибек, юный сибирский царевич. Или – убьет еще…
– То есть как это – убьет?
– А, не вникай… Удачи тебе. Нифонте. Жаль, что ты стал разбойником.
– Я проливаю гораздо меньше крови, чем иные властители.
– Я видел… Ты даешь людям надежду и берешь лишь часть – ловко придумано!
– Не я придумал, немцы, – скромно признался Нифонт. – Витальеры, так их называли, слыхал, может быть?
– Слыхал. «Друзья Бога и враги всего мира».
– Вот именно. У меня здесь немало людей, ходивших на богатые ганзейские города под вольными знаменами Штертебеккера.
– Штертебеккера все же казнили… Ты хочешь его судьбы?
– Не знаю. Наверное, мне давно уже все равно…
Испросив разрешения, вошел давешний русоволосый пират, уже без панциря, доложив об окончании перегрузки. Увидев Раничева с бокалом вина, брови его удивленно полезли на лоб.
Нифонт что-то отрывисто произнес по-немецки, вернее – на том диалекте, которым пользовались жители северогерманских городов, по сути своей и составлявших Ганзу.
– Я сказал, что ты – мой давний друг, – обернувшись, пояснил пират. – Это мой помощник, Якоб фон Штрее.
Услыхав свое имя, Якоб с достоинством поклонился. Раничев тоже, встав, отвесил поклон и, тепло простившись с Нифонтом, направился к выходу.
– Не забудь прихватить своего парня, – с усмешкой напутствовал предводитель пиратов.
– Не забуду. Рад был свидеться. Надеюсь, когда-нибудь увижу тебя на рязанской земле.
Нифонт усмехнулся:
– Может быть, может быть… как любил говорить Хвостин – jacta alea est – жребий брошен!