Колдолесье
Шрифт:
Он склонил голову к Энн. Его лицо смялось рядом со сплошным ртом, и она предположила, что он улыбается.
– Нарисуй мне картинку, Энн! Нарисуй для меня, как Мордион! – потребовал Чел.
Он перевернул бумагу. На другой стороне Мордион нарисовал красивую кошку с маленькой головой, крадущуюся за мышью, реалистичную лошадь – у Энн лошади никогда не получались
Энн почувствовала величайшее уважение.
– Я не умею так хорошо рисовать, Чел, но я попробую, если хочешь.
Чел хотел, так что Энн нарисовала ему корову, и слона, и Яма на лестнице – Ям вышел слишком уж коренастым, но Чел казался довольным – и подписала каждый рисунок на английском. Рисуя, она слушала, как Ям говорит что-нибудь вроде:
– Ты должен завязать здесь снова. Плохая работа пропустит дождь.
Или:
– Этот колышек не по прямой.
Или:
– Ты должен взять нож и подровнять эти края.
Мордион никогда не спорил. Энн подивилась, каким счастливым и покорным он казался. Ям так помыкал им, что Энн не была уверена, что стала бы это терпеть на его месте.
Примерно через час Мордион вдруг спустился с лестницы и потянулся.
– Осталось сделать еще полкрыши, - сказал Ям.
Энн не понимала, как ровный голос робота может звучать с таким упреком.
–
– Тогда заправляйся, конечно, - любезно позволил Ям.
– Так ты все-таки немного сопротивляешься? – заметила Энн, когда Мордион подошел и поболтал железную кастрюлю.
Мордион посмотрел на нее исподлобья.
– Я сам навлек это на себя. Я спросил Яма, знает ли он, как строить дом.
– Но я бы не вытерпела такое, даже если бы Ям был человеком! – воскликнула Энн. – Неужели у тебя нет ни капли самоуважения?
Мордион выпрямился над кастрюлей. В это мгновение Энн поняла, что имеется в виду, когда говорят, что кто-то возвышается в гневе. Она отступила.
– Конечно, я… - начал Мордион.
Потом он замолчал и задумался, его бровь выгнулась над носом, будто Энн спросила его нечто очень сложное.
– Не уверен, - сказал он. – Считаешь, мне следует поучиться самоуважению?
– Э… что ж… Я бы не позволила машине вот так помыкать мной, - ответила Энн.
Мордион с этой смесью гнева и покорности встревожил ее так сильно, что она посмотрела на часы и обнаружила, что время ланча.
Но когда она попрощалась и преодолела половину расстояния к реке вниз по скале, ей пришло в голову, что Баннус – машина, и она уже несколько дней позволяет ему помыкать собой. Чья бы корова мычала, а ее бы молчала! Она бы вернулась и извинилась, только вот уже не в силах была выносить этот бред.