Колдовская метка

Патрик Дэн

– Свечи покойных…

– Верно.

Стейнер взглянул на одежды Зоркого – они не опалились и даже не почернели.

– И вам под силу их потушить?

– Да, – заверил Хигир, – хоть и мало в этом приятного.

Группа поднялась выше. Скалы казались мёртвыми и безжизненными, никаких следов гнездящихся птиц или лишайников. Стейнер наблюдал, как Максим изо всех сил пытался переставлять ноги, пока одна скользкая, истертая временем ступенька его не подвела. Молодой кузнец поймал мальчишку за плечо, предотвратив тем самым долгое и, вероятно, смертельное падение. Двое парней оглянулись на чёрный песок бухты и основание лестницы. Даже Хигир обрадовался

возможности остановиться и перевести дух.

– С-спасибо, – промолвил Максим, бросив взгляд на «Надежду Дозорного».

– Не медлите, – велел Хигир, указывая вперёд.

Мальчик закрыл рот и склонил голову. Они ступили под каменную арку, достаточно широкую, чтобы пропустить четырёх человек за раз. Те дети, которые не были окончательно измотаны подъёмом, застыли в изумлении. Весь остров занимала окружённая скалами огромная площадь со ступенями на каждой стороне, ведущими к высоким, как башни, высеченным в камне зданиям. Но взгляд Стейнера был прикован к дракону, который высился перед толпой детей. Он и понятия не имел, как может выглядеть древнее чудовище, ведь Сольминдренская империя запрещала любые изображения этих ужасных существ. Однако во всем Винтерквельде не найдётся иного названия для данного вида. Даже самые дюжие солдаты казались муравьями на фоне высоченного змееподобного тела на мощных лапах. В разверстой пасти виднелись острые, как сабли, зубы. Казалось, дракон застыл в измученном немом вое. Стейнер вздрогнул, когда заглянул в тяжёлый ониксовый глаз: его взбешённый блеск твердил о голоде и ярости. Языки пламени танцевали по бесчисленным чешуйкам, а крылья могли посоперничать с парусами «Надежды Дозорного».

– Да хранит меня Фрёйа… – выдохнул Стейнер.

8

Хьелльрунн

«Нетрудно предположить, что Император доверял в управлении лишь Зорким и Синоду, однако все властные структуры подвержены коррупции. Крепитесь же, Иерархи, в противостоянии искушению покинуть Империю. Ординариям, кто не заметил колдовскую метку, советую лучше выполнять обязанности, а тех, кто прибегает к убийству, призываю отказаться от привычки. Грешить – значит привлечь внимание Охранцев, ошибаться – стать целью всадников в чёрном».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

День явился Хьелль в бликах и вспышках, подобно солнечному свету, проникающему в глубины океана. Вот уже послышались голоса и неистовый лай собаки где-то вдали. Хьелльрунн лежала в покрывалах во вчерашней одежде, окутанная теплом и печалью. Веки оставались тяжёлыми, и ей никак не хотелось пробуждаться. Пусть Марек сам идёт за водой к колодцу, а Стейнер готовит завтрак. Ничего страшного не случится, если кухню выметет и печь растопит.

Стейнер.

Что за странное чувство, безымянное и горькое?

– Стейнер? – тихо позвала Хьелль, но ответа не последовало.

Девушка перевернулась на бок и заставила себя встать. Она и раньше с трудом поднималась, но тут совсем обессилила.

– Стейнер, я, кажется, захворала.

Снова тишина.

В голове вместо мыслей витали семена одуванчика.

– Стейнер?

Одеваться нужды не было – помятая одежда ясно дала понять, что прошлой ночью Хьелль рухнула в кровать как подкошенная. Видать, день выдался долгим. И тут девушка застыла от внезапного озарения.

Испытание.

Хьелльрунн взметнулась с покрывал, и хотя бегом это не

назовёшь, тело её делало всё возможное, чтобы нести ноги вниз по лестнице. Нет смысла обыскивать кузницу или кухню, поэтому девушка тотчас вылетела на улицу и бросилась к заливу с колотящимся сердцем. Солнце уже давно поднялось над горизонтом, спрятавшись за одеяло серого облака, что изо дня в день висело над Циндерфелом.

Как я могла проспать?

Хьелль бежала и бежала, с каждой секундой всё больше приходя в себя. Ледяной воздух рвал горло и лёгкие; пальцы горели от холода. Она и дождь не заметила, пока не поскользнулась на мокрой мостовой.

Как я могла забыть?

Она летела по улице, едва касаясь тёмно-серых булыжников. Мимо то и дело мелькали домики, чьи грязно-серые каменные дымоходы выбрасывали на волю пепельно-серые клубы дыма. В этом городе столько серого цвета, что Хьелль нутром ощущала, как он вымывал из её души жизнь и надежду.

Стейнер. Хьелльрунн неустанно думала о брате и, невзирая на боль в икрах, продолжала свой бег. Лёгкие горели, но она не останавливалась.

Стейнер. Девушка поняла, что его увезли, ещё до того, как достигла причала. Среди чёрных просторов Призрачного моря тёмно-красного фрегата не было видно. На пирсе, словно одинокий страж, стояла Кристофин с покрытой головой. Чайки голосили над ними, пока порывы ветра приносили ливни, словно бесформенных духов, стремящихся вернуться из моря домой.

– Нет его больше, – промолвила Хьелльрунн, не в силах ясно мыслить и говорить сквозь пелену слёз.

Кристофин повернулась и открыла было рот, но тут же закрыла, не в состоянии выговорить ни слова из-за дрожащих губ и катящихся из глаз слёз.

– Где все? – поинтересовалась Хьелльрунн. Смертельная тишина обрушилась на Циндерфел, и ни единой души, кроме Кристофин, не было видно.

– Дома, – уставшим голосом ответила девушка. – Все пришли поглазеть, как он уплывает. – Дочь трактирщика сделала паузу. Хмурая тень омрачила её взор; мимолётная насмешка искривила прекрасные губы. – Пришли убедиться, что его забрали. Некоторые ждали, пока корабль уплывёт. А теперь вот разбежались по домам, поджав хвосты. – Кристофин взяла Хьелль за руку и повела в город в сторону таверны.

Хьелльрунн хотела поговорить, но разум опустел – слова никак не приходили на ум. Она удержалась, чтобы не разреветься навзрыд, но новые слёзы продолжали выступать с каждым ударом сердца, высыхая на лице, обжигая ледяным холодом.

– В «Тлеющем Знамени» засела пара десятков пьяниц, ещё часть – у моего отца, – уточнила Кристофин. – Остальные же сидят дома со своими родными.

– Конечно. Радуются, что беда обошла стороной, – буркнула Хьелль, пристально глядя вперёд и крепко держась за дочь трактирщика.

– Верно. Уже давно в Циндерфеле не случалось подобного. – Кристофин вздохнула. – Я каждый год наблюдаю, как забирают детей, но колдовскую метку всегда находили в чужих городах, чужих странах, у чужих людей.

– Да. Словно не касающийся нас несчастный случай, – заметила Хьелль, – как в тот раз, когда телега опрокинулась и убила возницу.

Кристофин остановилась и заглянула в глаза меченой.

– Хьелль, тебе нездоровится? Я понимаю твои переживания, но ты выглядишь… сонной…

– Скорее, отравленной, – перебила Хьелльрунн, вспоминая горький вкус молока. – Отец вздумал добавить в молоко снотворное, чтобы я не проснулась утром и не сказала им…