Колдовская сила любви
Шрифт:
— Ты что молчишь? — услышала Мария Андреевна голос Маши, а потом всё закружилось, и она потеряла сознание.
В тот вечер с ней было плохо. Вызванная скорая, констатировала стенокардию. Маша просидела всю ночь около постели матери и только под утро, ушла к себе. На следующий день участковый терапевт, сказала, что всё обошлось. Инфаркта, слава богу, не было, но надо полежать.
Маша понимала, что волновать мать в таком состоянии не следует, и старалась быть дома, но сердце неумолимо рвалось к Анатолию. Впрочем, он был занят
Так прошла неделя. Марии Андреевне стало немного лучше и Маша, наконец, смогла вырваться к Анатолию. Они договорились по телефону встретиться и посидеть в ресторане.
Перебрав в шкафу висевшие платья, она, наконец, остановила свой взгляд на одном из них. Элегантное и вместе с тем строгое платье она привезла из Греции. Одев и посмотрев на себя в зеркало, она вдруг подумала: — почему всё так запутано и сложно в этой жизни? Почему дорога к счастью усеяна острыми шипами? Она покрутилась перед зеркалом, решив, что выглядит вполне нарядно и привлекательно, и, улыбнувшись самой себе, отправилась в коридор.
Вечер выдался холодный, несмотря на то, что по прогнозу обещали не более семи градусов мороза. Маша остановилась возле перехода, где они договорились встретиться с Анатолием. Она посмотрела на часы. Стрелки показывали начало седьмого. Подняв взгляд, она заметила, как он поднимается по лестнице, легко перешагивая через две ступеньки. Его лицо сияло и улыбалось, словно его только что повысили или наградили. Впрочем, Маша это отнесла на свой счет и потому улыбнулась ему и радостная встретила его возгласом:
— Я так рада тебя видеть.
— Я тоже.
— Ты сияешь, как медный чайник.
— Что ты говоришь? Значит, есть от чего, если ты это заметила.
— Правда?
— Конечно.
— Тогда расскажи, что случилось.
— Потом расскажу, пойдем, а то опоздаем.
Они прошли в переулок и остановились у дверей ресторана. Портье приоткрыл дверь и вежливо поинтересовался:
— Добрый вечер, у вас заказан столик или нет?
— Да, на шесть тридцать, ответила Маша.
— Проходите, — и он широко открыл дверь перед ними.
Уютный зал ресторана встретил их приглушенным светом, тихой музыкой и бесшумно снующими между столиками официантами. Оставив вещи в гардеробе, они прошли в зал и сели за предложенный им столик, с которого сразу же убрали табличку, на которой было написано «заказ на 18–30».
— Что будем есть? — спросила Маша.
— На твой вкус.
— Раз так, тогда, — и она, отыскав глазами официанта, поманила его рукой. Тот подошел и, предложив меню, сказал, что подойдет, как только они решат, что заказывать.
— Нет, нет, — сказала Маша, — можете принять заказ прямо сейчас, — и она продиктовала официанту список блюд.
Они сидели в ожидании, когда принесут заказанные блюда, и молча смотрели друг на
Анатолий, вызвавшийся сам налить коньяк в рюмки, наполнил их наполовину живительной жидкостью, которая в свете лампы, стоящей посреди стола, отражалась в хрустальных фужерах и переливалась огнями. Подняв бокал, он произнес:
— За нас, за любовь и удачу, которая нам сопутствует в этой жизни.
Маша посмотрела влюбленными глазами на Анатолия и молча, чокнувшись бокалом, пригубила коньяк.
— Ты так и не ответил, чем вызвано твоё столь радостное настроение? — спросила она, и отрезав тонкий кусочек мяса, положила его в рот.
— Ты все же заметила, хотя я старался изо всех сил. Однако ты права, сегодня особенный день.
— И чем же он особенный? — спросила Маша, и вся внутренне напряглась, ожидая, что сейчас Анатолий, наконец, признается ей в любви, и она скажет ему, что разводится и скоро будет свободна и готова соединить с ним свою судьбу.
— Меня отправляют на дипломатическую работу в Бельгию.
— Тебя?
— Меня. Я узнал об этом буквально два часа назад, — не скрывая радости, произнес Анатолий.
— И когда ты уезжаешь? — неожиданно изменившимся голосом, произнесла Маша.
— Точно не знаю, но, по всей видимости, недели через три, максимум месяц.
— Значит, — она положила вилку рядом и посмотрела на Анатолия, который с аппетитом ел мясо, — мы снова расстанемся на…
— Да, но ты ведь скоро тоже уедешь к мужу? — перебил он её.
— Возможно, но это ничего не меняет, точнее нет, меняет в наших отношениях, — она запуталась, не зная, что сказать.
— Постой, ты о чем? — он вдруг посмотрел на неё удивленным взглядом, — Зачем нам портить жизнь друг другу. Разбивать твою семью, начинать мою жизнь в наспех сколоченном доме, когда я еще не встал на ноги, не оседлал, так сказать, окончательно свою удачу.
Маша смотрела на Анатолия и все больше и больше осознавала, как тает, исчезает перед ней этот иллюзорный образ человека, который она сама когда-то нарисовала перед своим мысленным взором. Не было больше этих красивых глаз, этого милого, любимого лица, этого приятного, нежного голоса. Перед ней сидел человек, который достиг своей цели и совсем не любит её. Нет, возможно, он любил её, но совсем не так, как она. Он готов был, возможно, и дальше встречаться, вплоть до самого отъезда и потом, в дальнейшем, по приезде в Москву, но не более. Никогда, он не скажет ей: — милая, родная Машенька, я жить не могу без тебя. Думы и мысли мои все эти годы были только о тебе. Я проклинал тот день, когда сказал тебе, что ухожу, что жизнь и помыслы все эти годы были только в одном, вернуть тебя и сказать только два слова, прости, и будь моей.