Колдовской апрель
Шрифт:
— И тебе интересно, зачем я это делал?
— А как ты думаешь?!
— Я полагал, ты и сама догадаешься.
— Ты переоценил мою сообразительность. Пока все это кажется мне просто каким-то бредом. Что это может быть? Что-то, связанное с домом? Только непонятно, что тебя так настораживало в новой соседке…
— В основном меня беспокоило, что ты можешь оказаться моей, в некотором роде, мачехой.
Гром, молния, буря, цунами, конец света, занавес, аплодисменты. Джина Хьюстон в роли соляного
Она с трудом разлепила онемевшие губы.
— Твоей… мачехой?!
— В некотором роде. Я ведь не знал точно, не вышла ли ты за Джона замуж.
— Что?!
Ее реакция была слишком естественной, чтобы он ей не поверил.
— Но ты ведь МОГЛА выйти за него или хотеть выйти за него, или взять с него обещание жениться, черт возьми, откуда мне было знать?!
— Но при чем здесь… Боже мой! Так значит, Роза Тернер…
— Роза Фьорелла Манчини Хоук Тернер была моей матерью.
— Но Джон не был твоим отцом…
— Совершенно верно. Для мамы это был второй брак.
— Я знаю, Джон рассказывал, но никогда не упоминал, что были еще и дети.
— Это я понял. Ты и глазом не моргнула, когда я назвался. Значит, и в самом деле не знала, кто я такой. Ну, в общем-то, и дети из нас с Адриано были очень условные. Брату было тринадцать, мне — двадцать один, когда мама встретила Джона. Я только вернулся из колледжа и был несколько ошарашен ее решением.
— Ты был против этого брака?
— Против, не против, какая разница… Меня никто и не спрашивал.
— Но если бы ты жил дома, то попытался бы ее отговорить… Тебе не слишком нравился Джон?
— Все случилось слишком быстро. Я был уверен, что он женится на ее деньгах, ведь мама была единственной наследницей и состояния Манчини, и состояния Хоуков. Одна из самых богатых женщин Венеции.
Джина вскинула голову.
— Джон ее обожал. И он был не из тех людей, кто руководствуется корыстными соображениями. Я ни на миг не поверю, что он думал о деньгах, когда женился на твоей матери!
— Что ж, возможно, я ошибался… Во всяком случае, тогда я был в этом уверен и сразу уехал путешествовать. От злости, честно говоря. А когда приехал — дом уже поделили, и на свет появился Каза Розале.
— Я уверена, они были там по-настоящему счастливы. Рикардо кивнул.
— Возможно. Я видел, как он плакал на похоронах. Он был совершенно разбит… Хотя, впрочем, может быть это потому, что ему досталось не все состояние, а только треть? Треть и палаццо достались мне, а последняя треть будет принадлежать Адриано, когда он достигнет тридцати лет. Мама умерла, когда ему было восемнадцать, а мне двадцать шесть. Адриануччо был тогда слегка неуправляем. Впрочем, как и сейчас. Я далеко не уверен, что он и к тридцати годам образумится.
— Но ведь тебе тоже не было тридцати…
—
Тут до Джины наконец-то дошло.
— Значит, после смерти Джона его часть должна была вернуться в семью? Теперь понятно.
Ей очень хотелось уткнуться в скатерть лицом и разрыдаться. Все надежды на будущее, все радужные мечты и планы, все летело в пропасть. Рикардо очень четко и недвусмысленно обозначил круг своих интересов, и Джине Хьюстон в этом кругу отводилась роль досадного препятствия на пути к воссоединению семейного наследства.
Но почему адвокаты не сказали ей об этом раньше?! Хорошо, Антониони работает на Рикардо, но Брэдшо? Значит ли это, что претензии Рикардо носят в основном моральный, эмоциональный характер?
Ведь Джина не лишила двух малюток их законного имущества, она просто унаследовала треть громадного состояния. Рикардо и так богат. То, что принадлежало Джону, скорее, нужно ему для самоутверждения.
Джина Хьюстон выпрямилась. От бабушки она унаследовала очень важные черты: внутреннюю стойкость и умение собираться в нужный момент.
— Итак, часть, принадлежавшая Джону, должна вернуться в семью?
— Да, именно так.
— И ты считаешь меня виновной в том, что этого не произошло до сих пор?
— Не то, чтобы виновной… К тому же молодая вдова должна думать о будущем.
Ее передернуло от издевательского тона, но голос звучал твердо.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что я претендую не на все имущество Джона Тернера, а на Каза Розале и на те деньги, которые он получил от моей матери.
— Интересно. И об этом написано в ее завещании?
— Это и так понятно.
— Кому? Тебе? Твоему Антониони? Может быть, об этом тебе говорила твоя мать?
— Моя мать сама принимала решения.
— Отлично. Значит, она смогла бы вполне четко написать в завещании, что она хочет от наследников. Упомянув при этом, что после смерти Джона имущество Манчини должно вернуться в семью. Но она этого не сделала.
Глаза Рикардо сверкнули холодной сталью клинка.
— Но это и так было ясно, говорю же тебе! У него не было родственников. Не было детей. Не было никого вообще! Кто же знал, что он потеряет голову из-за девчонки, которая годится ему в дочери!
Джина ответила ему не менее ледяным взглядом.
— Тебя не правильно информировали. Джон НЕ ТЕРЯЛ ИЗ-ЗА МЕНЯ ГОЛОВУ. Во всяком случае, не в том смысле, который ты имеешь в виду. Мы с ним просто были хорошими друзьями.
Сардоническая ухмылка исказила красивое лицо Рикардо, но Джина не сдавалась.